Сувенир, или Кукла на цепочке
Шрифт:
Я острожно и бесшумно отодвинулся от края крыши, поднялся и, дойдя до пожарной лестницы, опустился на шестой этаж. Там я проник через запасной вход вовнутрь, запер за собой дверь, тихо прошел по коридору до своего номера и прислушался. Ни звука.
Я тихо открыл дверь отмычкой и вошел, быстро закрыв ее за собой. Ибо стоит замешкаться, и неуловимый поток воздуха может нарушить движение сигаретного дыма и, тем самым, привлечь внимание курящего — если он вообще способен реагировать на столь малозаметные воздушные колебания, чего нельзя сказать о большинстве наркоманов.
Этот тип не составлял исключения. Как
В нормальных условиях почти невозможно подойти к кому-нибудь сзади так, чтобы он ничего не заметил. Даже если вы подкрадываетесь совершенно неслышно, какое-то шестое чувство предупреждает его о вашем приближении. Однако почти все наркотики приглушают это чувство, а тип явно курил сигарету с наркотиком.
Я уже остановился у него за спиной, держа пистолет у его правого уха, а он все еще не почувствовал моего присутствия.
Тогда я коснулся его правого плеча. Вздрогнув всем телом, он резко обернулся и вскрикнул от боли, так как ствол моего пистолета угодил ему прямо в глаз. Обеими руками он схватился за лицо, и я безо всяких усилий отобрал у него пистолет, спрятав к себе в карман, затем схватил этого типа за плечо и сильно тряхнул. Он опрокинулся назад вместе с креслом и упал на пол, сильно ударившись спиной и затылком. Секунд десять он лежал оглушенный падением, а потом приподнялся на одном локте. При этом он издавал какой-то странный свистящий звук, его бескровные губы обнажали волчий оскал прокуренных зубов. Глаза потемнели от ненависти… Никаких шансов на спокойную дружескую беседу!
— Значит, разговор с пристрастием? — прошипел он. Наркоманы — великие любители кино и их лексикон безупречен.
— С пристрастием? — удивился я. — О, Боже, конечно нет! С пристрастием будет позже, если вы не расколетесь.
Мог же я тоже ходить в кино и смотреть те же фильмы, что и он!
Я поднял упавшую на пол сигарету, с отвращением понюхал ее и погасил в пепельнице.
Он с трудом поднялся на ноги и все еще не мог оправиться после падения. Его пошатывало. Но я не верил ни одному движению. Когда он снова заговорил, волчьего выражения как ни бывало. Решил проявить хладнокровие, как говорится, затишье перед бурей. Но знал этот старый затрепанный сценарий — впору идти в оперетту вместо кино.
— О чем вы хотите говорить? — спросил он.
— Для начала хочу поинтересоваться, что вы делали в моем номере? И кто вас подослал?
Он устало улыбнулся.
— Легавые уже пытались меня расколоть. К тому же, я знаю законы. Вы не сможете заставить меня говорить. У меня тоже есть права. И в законе об этом сказано…
— Закон остался по ту сторону двери! Здесь мы оба — вне закона! И ты это знаешь! В каждом из больших цивилизованных городов есть свои джунгли. И в этих джунглях — свои законы. Убить или быть убитым!
Возможно я допустил ошибку, вкладывая свои мысли ему в голову. Внезапно он нагнулся и попытался проскочить, у меня под рукой, в которой я держал пистолет, угодив при этом подбородком мне в колено. Боль была такой сильной, что от подобного удара он и сам должен был свалиться с копыт, однако он успел ухватиться за мою но у и это вывело нас обоих из равновесия.
Я завел руку немного повыше, и он вскрикнул, словно от сильной боли, что, вероятно, соответствовало действительности, ибо у него в плече что-то хрустнуло. Но чтобы быть совершенно уверенным, я повторил свой прием, противника затем вытолкнул на балкон и перегнул через перила с тем расчетом, чтобы его ноги оторвались от пола. Он повис над бездной, судорожно вцепившись в перила свободной рукой с таким отчаянием, будто от этого зависела жизнь, что в общем-то было недалеко от истины.
— Курильщик или посредник?
Он выплюпул грязное ругательство на голландском языке, но я голландский знаю, включая и те слова, которые знать не принято. Я зажал ему рот правой рукой, ибо звуки, которые он собирался издавать, были бы слышны даже сквозь грохот уличного движения, а мне не хотелось понапрасну тревожить граждан Амстердама.
Потом, немного ослабив хватку, я убрал руку со рта.
— Ну?
— Посредник… — не то прорыдал, не то прокаркал он. Я их продаю.
— Кто тебя подослал? Нет, нет, только не это…
— Решай, да поскорей! Когда они найдут на мостовой то, что от тебя останется, то подумают, что еще один наркоман хватил лишку и отправился в воздушное путешествие — прямо вниз!
— Но ведь это убийство?! — Он все еще плакал, но теперь его голос перешел в какой-то хриплый шепот. Возможно, высота вызывала у него головокружение. — Ведь вы не станете…
— Вот как? Говоришь, не стану? А знаешь ли ты, ублюдок, что сегодня ваши люди убили моего лучшего друга. Так что уничтожить подонка вроде тебя доставит мне огромное удовольствие! 70 футов — отличная высота! А самое главное — никаких признаков насильственной смерти. У тебя все равно не останется ни одной целой кости! 70 футов! Взгляни!
Я подтолкнул посредника еще немного, чтобы он получше узрел, что его ожидает.
— Будешь говорить, падаль?
Он издал какой-то хриплый гортанный звук, и я стянул его с перил и втолкнул в комнату. Потом снова спросил:
— Кто тебя подослал?
Я уже говорил, этот тип оказался сильным противником, но, видимо, я его недооценивал. Ведь он должен был испытать и смертельный страх, и боль. И, несомненно, он пережил всю эту гамму чувств, что, однако, не помешало ему внезапно вывернуться и вырваться из моих рук. От неожиданности я на миг растерялся. А он снова ринулся на меня. В руке сверкнул нож. Холодная сталь описала зловещую дугу в направлении моей груди. В нормальных условиях он неплохо бы со мной расправился, но условия были необычны — он не управлял своими реакциями и потерял чувство расстояния. Обеими руками я схватил и сжал его кисть, державшую нож, откинулся назад и, подставив ногу, рывком перебросил его через себя. Грохот падения потряс весь номер, да и соседние, наверное, тоже.