Суворов и Кутузов (сборник)
Шрифт:
– Это где же такая?
– Из-под Вереи.
– Ага. А зачем пришли?
– Нам бы ружьецо, дедушка!.. – ковыряя пальцем тесовую обшивку крыльца, сказал кареглазый.
– Хоть бы одно на всех, – поддержал просьбу второй мальчик.
– А что же вы с ним станете делать?
– Француза бить.
– Он нашу деревню пожег. Тетку Марью убил, – прибавил третий.
– И дядю Степана, – разговорился последний, четвертый мальчик, бывший меньше всех.
– А где же вы теперь живете?
– В лесу, у лисьих ям, знаете? – ответил маленький.
Михаил
– Дедушка, дайте хоть этот… Как его, забыл… Такой… поменьше… – просил кареглазый.
– Пистолет, что ли?
– Ага, ага! Дайте!
– А вы стрелять умеете?
– Умеем! – уже хором ответили мальчики.
– Как думаешь, Паисий, придется дать? – посмотрел на Кайсарова Михаил Илларионович.
– Придется, ваше сиятельство: парни – бравые, – ответил Кайсаров, пряча улыбку.
– Тогда принеси им карабин и патронную суму, что давеча взяли у пленного конноегеря. Карабин стоит возле окна, в углу.
Кайсаров принес французский карабин и сумку с патронами, и передал Михаилу Илларионовичу.
– Тебе сколько лет? – спросил Кутузов у кареглазого паренька.
– В филипповки будет тринадцать.
– Ну вот. Я в четырнадцать лет взял ружье, а ты немного раньше. Ты парень храбрый, будь же таким всегда! Получай!
И Кутузов передал кареглазому пареньку карабин и патронташ.
Мальчик весь зарделся от радости:
– Спасибо, дедушка!
– Спасибо! – благодарили все остальные.
И, окружив счастливца, побежали к коновницынской избе, где полковник Резвой выдавал крестьянам ружья.
Михаил Илларионович сидел на крылечке, удовлетворенно думая: «Народ поднялся, в нем вся сила!»
Наполеона, видимо, тоже очень беспокоит русский народ, партизаны.
Недаром и Лористон так распинался о «варварской войне». Перед партизанской войной весь полководческий талант Наполеона становится бессильным. Так было в Испании, так будет и в России.
Надо окружить Наполеона в Москве партизанскими отрядами, чтоб он без нашего ведома не мог сделать ни шагу. И побольше тревожить его коммуникации. А чтоб руководить партизанами, надо немедля отправить небольшие военные отряды.
«Ты думаешь, голубчик, разбить нас в генеральной баталии, а вот мы тебя доконаем малой войной!» – подумал Кутузов, вставая.
VII
Каждый день, проведенный нами на этой позиции, был драгоценен для меня и для армии, и мы этим воспользовались.
Партизанская война, которую от Витебска вели своими силами и по своему разумению народы России, приняла в Тарутине более широкие и совершенные формы.
Фельдмаршал Кутузов мудро оценил все значение и мощь народного гнева. Александр I и русское дворянство боялись народа и не хотели давать ему в руки оружие. Ростопчин, только на бумаге, неискренне призывавший народ дать отпор врагу, продавал москвичам заведомо негодное оружие. Когда же пришлось уходить из Москвы, Ростопчин
Кутузов же не только помогал организовать партизанские отряды и руководил ими, но и заботился об их вооружении.
Он взял под свой контроль выступления партизан, тесно связав их с действиями армии.
Кутузов разослал по всем направлениям летучие военные партии под командой молодых энергичных офицеров. Эти партии были костяком, на который опирались и вокруг которого росли отряды народных мстителей.
В треугольнике Можайск – Москва – Тарутино находились легкие военные отряды полковника Вадбольского, капитана Сеславина, поручика Фонвизина. Генерал Дорохов стоял у Вереи. Левее их, между Гжатском и Вязьмой, уже с конца августа действовал отряд Дениса Давыдова. Правее на Серпуховской дороге, был отряд князя Кудашева, на Коломенской – казачьего полковника Ефремова, у Рузы – майора Пренделя, у Можайска – подполковника Чернозубова.
Москва была охвачена с юга и юго-запада цепью отрядов.
Они истребляли шайки французских мародеров, нападали на отдельные команды и транспорты наполеоновской армии, перехватывали курьеров и брали пленных.
Такая «малая война» была необычайно неприятна, непонятна и тяжела Наполеону: он терял в ней каждый день убитыми, ранеными и пленными сотни солдат.
Не очень понимал, а потому и не очень одобрял ее и английский соглядатай при квартире русского главнокомандующего сэр Вильсон, считавший себя первоклассным полководцем. Ему поддакивал Беннигсен: барон вообще всегда считал своим долгом выступать против любого начинания Кутузова. Он из зависти к Михаилу Илларионовичу называл «малую войну» никчемной.
– Курочка по зернышку клюет да сыта бывает! – говорил на все такие неумные, недальновидные разговоры Кутузов.
Он не обращал внимания на злопыхательства врагов и делал свое. Фельдмаршал каждый день имел точные сведения о противнике и мог спокойно жить в тарутинском лагере, который, в сущности говоря, был не лагерем, а крепостью.
Русская армия хорошо обжилась за три недели у Тарутина. Лагерь растянулся от правого берега реки Нары по обеим сторонам Калужского большака почти на две версты в длину.
Видя, что главнокомандующий не собирается сниматься с места, солдаты построили теплые шалаши и землянки, завели бани. У офицеров в землянках появились камельки, и лежанки, и кое-какая мебель. В деревне Гранищево, как во всех окрестных деревнях, покинутых жителями еще до прихода армии, не осталось изб: солдаты растащили их по бревнышку, используя по-своему. Кое-что – заборы, клети, сараи – в первые же дни пустили на дрова. В Гранищеве было всего лишь две улицы, а тут сразу образовалось их множество: «Шестой корпус», «Второй корпус», «Гвардейский» и т. д. Самой крайней была «Кирасирская», а за ней все поляны вдоль дороги занимала резервная артиллерия, тянувшаяся чуть ли не до Леташевки.