Суженый-ряженый
Шрифт:
Хуже всего было то, что сама она оказалась на месте Христа со связанными так же, как у него, руками. Ей было просто никуда не деться ни от захаровской улыбки, ни от его гипнотизирующего взгляда.
Он смотрел на нее, она на него, а потом вдруг Таня очутилась в его объятиях. Ее собственные руки, каким-то чудом освобожденные от пут, обвились вокруг захаровской шеи, его руки сжали ее талию, его губы неумолимо приближались к ее губам...
Его губы так и не успели коснуться ее губ, потому что немелодичный звон будильника вырвал Таню из объятий Захарова, и она проснулась с чувством ужасной
Но больше всего ее мучил вопрос: почему ей вообще приснился такой странный сон?
К сожалению, толковать сны Таня не умела. Ни с научной, ни с антинаучной точки зрения. Тем не менее весь день она упрямо пыталась разгадать, что бы это значило. Кроме, разумеется, очевидного: коль скоро Захаров занимал ее мысли наяву, когда она была в сознании, он вполне мог завладеть ее подсознанием и вломиться в ее сны. Нет, с сознанием и подсознанием что-то тут было не так. Ведь она отнюдь не стремилась... по крайней мере сознательно не стремилась в каждом атлетически сложенном незнакомце выше среднего роста с темными, коротко подстриженными волосами видеть Захарова! Может, она этого хотела подсознательно?
Танины путаные размышления о сложном взаимодействии собственного сознания и подсознания были прерваны приглушенным, но от этого не менее настойчивым телефонным звонком. Порывшись в сумке, она выудила оттуда мобильник и поднесла его к уху.
– - Стаська, здравствуй!
– - пророкотало в трубке.
Так к ней почти никто не обращался, только ближайшие родственники. Ну, еще старые друзья родителей. Для остальных она была Таней, при этом не все даже знали, что ее полное имя вовсе не Татьяна, а Станислава.
До пяти лет девочка довольно терпеливо объясняла и детям, и взрослым, что ее зовут Стася, а не Тася. Потом одним прекрасным солнечным днем она подралась на детской площадке с мальчиком Стасиком. Этот юный шовинист доказывал, что имя Станислав мужское, а имени Станислава вообще нет. Стася обозвала его дураком и еще новым словом, только что услышанным в песочнице. Мама почему-то стала очень красной. А прочие мамы и бабушки начали возмущаться и ругать ее. И маму почему-то тоже. Почувствовав моральную поддержку, Стасик стукнул Стасю, та его тоже стукнула... Они успели обменяться еще несколькими ударами, прежде чем их растащили. Оба были красные и чрезвычайно недовольные.
По дороге домой мама говорила дочке, что обзываться и драться нехорошо. А дочка вполне резонно отвечала маме, что в имени, из-за которого приходится драться, тоже нет ничего хорошего, и, значит, его нужно поменять. Ни один из доводов взрослых веским ей не показался, а потому девочка, которая, кстати сказать, родилась под знаком Овна, заявила, что отзываться на Стасю больше не будет. От Таси она тоже отказалась категорически, объяснив, что, по ее мнению, это имя подходит разве что кошке.
Переупрямить ее, как и любого маленького Овна, было очень трудно, и родители через несколько дней сдались. Мама сама предложила называть ее Таней -- вполне разумное уменьшительное от Станиславы.
Двадцать лет спустя повзрослевшая Стася думала о мужском шовинизме и его носителях ничуть не лучше, чем в юные годы, но теперь она ни за что не стала бы менять свое имя в знак протеста. Однако что сделано, то сделано, и снова подвергать свою жизнь революционным изменениям Таня не собиралась.
– - Здравствуй, пап, -- сказала Стася-Таня в трубку.
– - Что там за шум у тебя? Ты где сейчас?
– - Этот шум называется городским, а нахожусь я посреди Невского проспекта. Совершаю пешую прогулку.
В трубке раздался смешок.
– - Приобщаешься, значит, к здоровому образу жизни?
– - А что мне еще остается делать?
– - Таня испустила легкий вздох.
– - Машина утром заводиться не захотела. Категорически. То, что мы живем рядом с метро, -- это, конечно, плюс, я даже на работу вовремя пришла. Жаль только, некогда было бежать переобуваться. Для сегодняшней жары у меня каблуки высоковаты.
– - Последовал еще один вздох, на сей раз средней тяжести.
– - Впрочем, я уже почти дошла до канала Грибоедова.
– - Ладно, Стаська, утри слезы, завтра я буду в городе, посмотрю твою машину. Расскажи лучше, куда путь держишь.
– - В Фонтанный дом, там будет "круглый стол"...
– - Да, знаю. Между прочим, -- в трубке хмыкнули, -- я твою статью вчера прочитал...
– - Не понравилась?
– - Ну почему же? Хорошая статья. Знаешь, кого я встретил сегодня ут...
– - Дорогие петербуржцы и гости нашего города!
– - Этот призыв, усиленный мегафоном, неожиданным шквалом обрушился прямо на Таню. Она даже телефон чуть не выронила.
– - Разрешите предложить вам...
– - Что?!
– - Ее старания перекричать энергичного молодого человека с мегафоном особого успеха не имели.
– - Ничего не слышу!
– - ...увлекательную прогулку...
– - Конечно, не слышишь!
– - откуда-то из-за тридевяти земель пророкотала трубка.
– - ...по рекам...
– - Что?
– - ...и каналам...
– - Нет, это просто невозможно!
– - ...Петербурга!
– - Все! До завтра.
Короткие гудки возвестили капитуляцию телефона перед мегафоном, и Танины размышления тут же вернулись на круги своя...
7
Обсуждение тенденций в современном градостроительстве прошло живенько, но без эксцессов. В главном все собравшиеся были единодушны: архитекторы по-прежнему в большом долгу перед Петербургом.
Такого рода мероприятия Таня стала посещать недавно и не слишком часто, однако мир тесен, Петербург, как известно, город маленький, а круг людей, бывающих на подобных семинарах, и того меньше. Знакомые лица мелькали то тут, то там, ей даже показалось, что она заметила Линденбаума. Впрочем, может быть, это был и не он, Витю Линденбаума Таня помнила плохо. В отличие от его компаньона. А вот Захарова, к ее облегчению... или разочарованию, нигде видно не было. Столь противоречивые чувства в собственной душе вызывали у нее сильное раздражение.