Свадьба палочек
Шрифт:
– Что случилось, дорогая?
Ее голос вывел меня из ступора. Я попыталась ответить, но язык мне не повиновался. Она медленно спустилась ко мне. Подойдя вплотную, она ухватила меня под локоть.
– Я сидела у окна и видела, как ты появилась. Ждала звонка в дверь и уже стала беспокоиться.
Она помогла мне преодолеть оставшиеся ступени. Без ее помощи я вряд ли бы с этим справилась.
– Это я во всем виновата.
– Не выдумывайте, Франсес. Если только все это не ваших рук дело. – Я старалась говорить шутя, но в голосе моем невольно проскальзывали нотки жалости к себе.
– Ты не понимаешь. Все гораздо сложнее, чем тебе кажется. – Она расхаживала взад-вперед по гостиной.
Я как раз закончила свою историю. С того момента, когда
Франсес выслушала меня молча и заговорила только после продолжительной паузы:
– Я знала, что ты беременна, в тот день, когда мы ездили в Крейнс-Вью. Не знаю, помнишь ли ты, как я остановилась на веранде моего дома и сказала, что хочу побыть одна, а вы оба вошли внутрь.
– Помню. Хью обратил на это внимание.
– Я не хотела, чтобы вы видели мое лицо. По нему можно было обо всем догадаться. Вот тогда я уже знала.
– Но как, Франсес? Вы разве медиум? Она покачала головой.
– Нет, но когда я в молодости жила в Румынии, то встретилась с этими людьми… Шумда нас познакомил, и они кое-чему меня научили. Тогда-то я и допустила величайшую свою ошибку: они хотели, чтобы я узнала гораздо больше, а мне это было неинтересно. Ужас. Ужас как глупо. Шумда был румын. Вырос в деревне, а для тамошних деревенских жителей практическая магия – это вовсе не из ряда вон. Да такие вещи вообще-то и не должны быть чем-то из ряда вон. Они для нас такие, потому что мы слишком уж умные, слишком уж скептики и считаем себя выше всех этих примитивных фокусов-покусов. Но иной мир есть, Миранда. Большинство из нас отказывается это признать, потому что боится. Это угрожает нашей уверенности в себе. Но оно все равно никуда не исчезает. Дай-ка я тебе прочту кое-что. – Она подошла к столу и выбрала одну из многочисленных тетрадей, которые лежали у нее повсюду. Она называла их дневниками и исписывала их своими мыслями и понравившимися ей цитатами из книг, которые она прочла. Полистав тетрадь, она кивнула: – Вот, послушай: «Возможно, столкнувшись с пришедшим не отсюда, я буду делать всякие глупости; быть может, этот невидимый мир полон бесов и его следует ликвидировать. Я не могу знать того, чего не вижу; я боюсь того, чего не знаю; я ненавижу то, чего боюсь; я хочу уничтожить то, что ненавижу».
– Но я-то во все это верю. И всегда верила. Просто никогда до сих пор не сталкивалась с этим. Неужели вы и в самом деле уже тогда знали, что я беременна? Каким образом?
– По твоему запаху. И по цвету кончиков твоих пальцев.
– Чем пахнет от беременных женщин?
– Надеждой.
Я улыбнулась. На душе у меня просветлело.
– Разве можно почуять надежду? Она кивнула.
– Если знаешь как.
– А что с кончиками пальцев?
– Посмотри на них.
Я поднесла к глазам левую руку, но поначалу ничего не увидела. Потом у меня перехватило дыхание. Кончики моих пальцев стали менять цвет – теперь у них был цвет облаков в небесах. Словно свежий ветер гнал по небу перистые облачка – белые, пурпурные и красно-оранжевые. Они стремительно двигались по подушечкам моих пальцев. Цвета штормов, солнечных закатов, раннего утра. Они все вместе пролетали теперь перед моими глазами.
Наверное, от изумления я издала какой-то звук, потому что в этот миг все цвета исчезли и мои пальцы приобрели свой обычный цвет. Я некоторое время не сводила глаз со своей руки. Потом взглянула на Франсес, но уже совсем иначе, чем прежде.
– Вот что я увидела, когда мы ездили в Крейнс-Вью. Тебе это не увидеть – опыта нет. Сейчас я тебе помогла, чтобы ты сама могла убедиться.
– И это происходит со всеми женщинами? У всех такие пальцы? У всех беременных?
– Да.
– И вас в Румынии научили это видеть?
– В
– А что еще вы умеете, Франсес? Она шумно вздохнула.
– Немного. Я была слишком молода, чтобы оценить то, что мне предлагали. Знания гнались за мной по пятам, но я была проворнее. Когда ты молод, тебя интересуют только светские таланты, Миранда. Чтобы производить впечатление на окружающих и быть везде принятой. Но эти люди, а принадлежали они к самым разным слоям общества, хотели научить меня совершенно непостижимым вещам, потому что я была с Шумдой. Ах, если б у меня достало терпения и усердия! Я познакомилась со жрецом езиди, с братством сармунов… Ты и представить не можешь, каких людей я там знала! Но меня ничем было не пронять. Молодые словно из резины сделаны – от них все отскакивает. Шумда меня называл бимба визиа-та — своим испорченным ребенком, и совершенно заслуженно. – Она снова вздохнула и потерла руками бока. – Когда стареешь, слишком много говоришь с тенями. Старые воспоминания, запоздалые раскаяния. Я могла очень многому научиться, когда была молода, но я этого не сделала – огромная моя ошибка. Но кое-что я умею. Узнала, что ты беременна. Я знаю: все, что с тобой сейчас происходит, это следствие твоей беременности.
– А призрак Джеймса? Звуки, которые я слышала на лестнице? Малыш в нашем доме?
– Они тоже часть этого. Поверь, все это тебе сейчас необходимо. В твою жизнь скоро войдет нечто великое и значительное, а все происходящее – только часть увертюры.
Подойдя ко мне, она положила ладони мне на плечи и поцеловала мою макушку. Она впервые меня поцеловала.
* * *
Когда я вернулась в Крейнс-Вью, дождь взял небольшую передышку, а небо было затянуто темными грозовыми тучами. Выйдя из поезда, я остановилась на платформе и уставилась в мрачное небо. Я вспомнила кончики моих пальцев и все, что произошло сегодня в квартире Франсес. От пережитого за этот день я порядком устала, но решила пройти милю до нашего дома пешком. Мне хотелось размяться. Воздух был свежим и бодрящим, какой всегда бывает за городом после дождя.
Я шла, дыша полной грудью, и вспоминала слова Франсес. Сильнее всего отдавались у меня в мозгу ее слова «иной мир существует» – словно бой часов в полночь. Хочу я этого или нет, тот мир стал частью моего. Мне придется его принять и следовать туда, куда он меня поведет. Но как все это отразится на наших с Хью отношениях? И на нашем ребенке?
Франсес рассказала мне об одном скучном типе, который внезапно, уже достигнув средних лет, обрел способность видеть, как станет выглядеть в старости тот или иной человек. До конца своих дней ему приходилось жить с этим… талантом? Проклятием? Как такое назвать?
Другой человек неожиданно обнаружил у себя способности хироманта. Этот счастливчик в конце концов сошел с ума, потому что он дошел до такого состояния, когда ничего другого не видел, кроме людских ладоней и начертанных на них судеб.
– Вас подбросить? Вид у вас усталый.
Подняв голову, я встретилась взглядом с Маккейбом, облокотившимся на крышу своей машины» возле булочной. В одной руке у него был французский рогалик, в другой – картонный пакет молока.
– Нет, спасибо. Я только что с поезда, и прогулка пешком просто возвращает меня к жизни. Но у меня есть к вам вопрос.
Он осклабился и кивнул.
– Проехаться не хотите, но вопрос задать желаете. Ладно. Валяйте.
– Знали ли вы когда-нибудь человека с необычными способностями? Который мог бы предсказывать будущее, читать по ладони или что-нибудь в этом роде?
Он ответил без колебаний:
– Моя бабка. Ну была бестия, я вам скажу. Всегда знала, если я вру. У нас в семействе о ней легенды ходили. Никто не осмеливался сказать ей неправду, потому что она всегда знала. А хуже всего было то, что она колотила тех, кто ей врал. Соврешь – трах тебе! Когда я был мальчишкой, она мне тысячу затрещин влепила. Представляете, что я был за шустрила? А почему вы спросили?