Свадьба в замке Кингсмид
Шрифт:
Какое-то время разговор шел о преимуществах науки, которую можно освоить в подобных заведениях, по сравнению с приемами, бывшими в ходу в менее благопристойных районах.
Небольшое затишье наступило, когда официантка принесла поднос с выпивкой. Потом все подняли кружки в знак примирения, и Мэттисон перевел разговор в то русло, которое его интересовало на самом деле.
– Что вы имели в виду, когда говорили о… Мэри… – он заставил себя назвать ее этим именем, хотя сильно сомневался, что оно настоящее. – Что она не в себе?
Они повторили это
– Так оно и есть, – ответил тот, который назвался Джо. Лорд Мэттисон с мрачным видом заметил, что его челюсть до сих пор выглядела несколько припухшей. – Она не от мира сего. На работе за ней присматривает моя Молли, но… – Он поднял стакан и сделал большой глоток.
– Она не любит мужчин, – сочувственно заметил Фред. – Не сочтите за неуважение, сэр, рядом с незнакомыми мужчинами она ведет себя как необъезженная кобылка. Я не мог позволить, чтобы вы так напугали бедную девушку.
– Молли считает, – сказал Джо, поставив свою кружку и с большой аккуратностью повернув ее за ручку, – что над ней кто-то надругался, до того как она попала в Лондон. – Послышался одобрительный рокот. – Мэри никогда об этом не рассказывала. Она утверждает, что до приезда в город почти ничего не помнит. Молли сказала, что раньше она была совсем плоха, гораздо хуже, чем теперь. Головные боли, приступы и все такое.
Лорд Мэттисон похолодел. Девушка не помнила ничего до приезда в Лондон? Шесть лет назад? Не в этом ли причина ее пустого взгляда?
– К ней постоянно вызывали доктора…
– Мадам должна была бы приглашать доктора и к другим тоже, прежде чем выпить из них все соки, – с горечью вставил один из мужчин, сжимая кулаки.
Мэттисон сделал большой глоток из своей кружки, слушая их обличительные речи в адрес старых горгон вроде мадам Скупердяйки, как они ее называли. Девушки часами сидели, склонившись над своей работой, которая губила их зрение, иссушала легкие и дюйм за дюймом искривляла позвоночник.
– И все ради того, чтобы знатные дамы могли одну ночь протанцевать в своих шелковых платьях, – презрительно буркнул Фред. – Им дела нет до того, что с девушками, которым они обязаны своей красотой, обращаются как с рабынями.
– Именно так я сказал бы о той старой стерве, на которую Мэри работает! – возмутился Джо. – Она не должна так плохо обращаться с ними.
«Если эта женщина Кора, – думал лорд Мэттисон, – и даже если она совершила самое худшее, что можно предположить, она уже заплатила за это». Его могло злить ее падение. Она заставила его пройти сквозь ад. Но и у нее было свое чистилище. Мэттисон вспомнил ее усталое лицо, мертвенно-бледное в свете фонарей. Кора всегда была изящной, но в пятницу вечером она показалась ему совсем невесомой. Как будто еще одно несчастье могло окончательно добить ее, развеять по ветру. И этот пустой взгляд…
– Вам не стоит о ней беспокоиться, – сказал Фред, неправильно истолковав озабоченное выражение лица лорда Мэттисона. – Похоже, ваш поцелуй не сильно ее растревожил.
– Ну,
«Неужели Кора докатилась до этого? Топила свою печаль в джине, как многие другие работницы?»
Нет. Мэттисон стукнул кружкой по столу. Ее глаза были пустыми. Но не остекленевшими. К тому же в то утро, когда он гнался за ней по Керзон-стрит, она не была пьяна. Он бы догадался. Невозможно так быстро бежать и так ловко лавировать среди толпы, когда разум замутнен алкоголем.
Нет. Пустота в ее глазах имела какую-то другую причину. Эти люди были твердо убеждены, что у нее плохо с головой. И причина крылась в нападении, которое она пережила до приезда в Лондон. В нападении, которое заставило ее бояться мужчин.
Мэттисону показалось, что какая-то железная рука проникла к нему в грудь и сдавила сердце с такой силой, что оно почти перестало биться.
Он знал наверняка всего несколько фактов, связанных с исчезновением Коры. Однажды после полудня она уехала одна верхом, и больше ее никто не видел. Лошадь вернулась в конюшню в страхе, мокрая и вся облепленная листьями на взмыленных боках. Сначала все решили, что произошел несчастный случай. И только когда после нескольких дней отчаянных поисков они не обнаружили никаких следов Коры, Робби обвинил его. После этого, вместо того чтобы объединить усилия и расширить территорию поисков, они жестоко поссорились.
Мэттисон часто думал, что, если на Кору напали, чтобы ограбить? Но грабители наверняка оставили бы ее лежать в лесу, где совершили свое преступление. Эта версия никак не вязалась с ее появлением в Лондоне.
На душе у него стало тошно. Если эта женщина Кора, то она исчезла из поместья и спустя несколько недель появилась в Лондоне настолько потрясенной тем, что с ней произошло, что ее память так и не восстановилась.
Мэттисону стало стыдно за то слабое удовлетворение, которое он ощутил от мысли, что кто-то мог захватить ее, жестоко воспользоваться, а затем избавиться от нее. Потому что в таком случае, как ни ужасно, это означало, что Кора бросила его не по своей воле.
Ее похитили. Но сама она не хотела уезжать.
Все, что осталось у него после исчезновения Коры, – это уверенность в том, что она не могла бросить его. И теперь, если эта женщина была…
Лорд Мэттисон глубоко вдохнул и закрыл глаза от охватившего его чувства, которое он даже не знал как назвать.
Прошло так много времени с тех пор, как он запретил себе испытывать какие-нибудь чувства. Все последние семь лет только жесткий самоконтроль позволял ему вести более или менее нормальную жизнь. Однако, стоило ему напиться и ополчиться на судьбу, он, словно штыком, проткнул покрытую ледяной коркой поверхность, из-под которой на него хлынули столько лет подавляемые чувства.
Возможно, ему следовало напиться много лет назад. Оплакать Кору. Отпустить ее.
Но он не был готов к этому.
Лорд Мэттисон решительно стиснул зубы. Он по-прежнему не был готов отпустить Кору.
Конец ознакомительного фрагмента.