Свадьба за свадьбой
Шрифт:
2
В руке, на ладони Джейн Уэбстер лежал маленький зеленый камень, отец подобрал его на железнодорожных путях и отдал ей в минуту своего побега. «Драгоценный камень жизни», так он назвал его в тот миг, когда им овладело желание сделать какой-то жест, а смущение подтолкнуло дать ему волю. Романтическая идея внезапно пришла ему в голову. Разве мужчины не обращаются к символам, когда им нужна помощь в преодолении шероховатостей жизни? Вот Мадонна и свечи. Ведь это — тоже символ, не так ли? В какой-то момент в порыве тщеславия мужчины решили, что мысль много важнее фантазии — и отринули этот символ. На свет явились мужчины протестантской породы, которые
С особым жестом и улыбкой Джон Уэбстер вложил камень в руку дочери, и теперь она крепко за него держится. Можно надавить на него пальцем посильнее и почувствовать в мягкой ладони эту восхитительную, целебную боль.
Джейн Уэбстер пыталась восстановить кое-что. В емноте она пыталась нащупать путь вдоль стены. Из стены торчали крохотные острые иглы, о которые она ранила ладонь. Если пройти вдоль стены достаточно далеко, то выйдешь на свет. Как знать, может быть, в стену вдавлены драгоценности, оставленные здесь другими, теми, кто тоже ощупью искал дорогу в темноте.
Ее отец сбежал с женщиной, с молодой женщиной, во многом похожей на нее. Теперь он будет жить с этой женщиной. Быть может, она никогда больше его не увидит. Ее мать мертва. В будущем она останется в жизни одна. Ей придется прямо сейчас начать жить своей собственной жизнью.
Мертва ли ее мать — или все дело только в пугающих фантазиях?
Вот столкнут тебя с безопасного, высокого места прямо в море и тогда, чтобы спастись, тебе придется поплыть. Разум Джейн подхватил, как игру, мысль о том, что она плавает в море.
Летом прошлого года она ездила с другими молодыми мужчинами и женщинами на экскурсию, в город на берегу озера Мичиган и на пляж неподалеку от города. Там был человек, который прыгнул в море с огромной вышки — вышка вонзалась в самые небеса. Это была его работа — нырять и развлекать толпу, но все пошло не так, как должно было. Устраивать такое следует в ясные, теплые дни, но с утра лил дождь, а днем стало холодно, и небо, затянутое низкими тяжелыми облаками, и само было низким и холодным.
Холодные серые облака мчались по небу. На глазах у молчаливой группки зевак ныряльщик рухнул со своей вышки в море, но не теплом ответило ему море. Оно ожидало его в холодном сером безмолвии. Он падал, а тех, кто смотрел на него, прошибала ледяная дрожь.
Что есть холодное серое море, к которому стремится в ускоряющемся падении обнаженное человеческое тело?
В тот день, когда ныряльщик совершил свой прыжок, сердце Джейн Уэбстер остановилось и не билось до тех самых пор, пока он не погрузился в море и не вынырнул вновь, и голова его не показалась над водой. Она стояла рядом с молодым человеком, своим тогдашним спутником, и яростно сжимала его руку и плечо. Когда голова ныряльщика снова показалась над водой, она положила голову юноше на плечо и ее собственные плечи затряслись от рыданий.
Это конечно же была ужасно глупая сцена, и ей потом было очень стыдно. Этот ныряльщик был профессионалом. «Он знает, что делает», — сказал ей молодой человек. Все, кто там был, смеялись над Джейн, и она разозлилась, потому что ее спутник смеялся тоже. Если бы ему достало чуткости понять ее переживания в эту минуту, тогда ей было бы, думала она, наплевать, что другие смеются.
«Я великий кроха-мореход».
Это совершенно поразительно, как идеи, выразившись в слове, передаются от ума к уму. «Я великий кроха-мореход». Еще совсем недавно эти слова произнес ее отец, когда она стояла на пороге между двумя спальнями и он подходил
Ее столкнули с высокого безопасного места прямо вниз, в море сомнения и страха. Еще так недавно, еще только вчера она стояла на твердой земле. Можно позволить фантазии поиграть с мыслями о том, что с ней случилось. В этом была какая-то отрада.
Она стояла на твердой земле, высоко-высоко над огромным океаном смятения, а потом совершенно неожиданно ее столкнули с тверди, столкнули с высокого безопасного места вниз, в океан.
И теперь, вот в эту самую минуту, она падала в океан. И вот-вот для нее должна была начаться новая жизнь.
Отец ее сбежал с чужой женщиной, а мать ее мертва.
Она падала в океан оттуда, с высоты, с безопасной тверди. Собственный отец, как-то нелепо всплеснув руками, будто бы одним движением столкнул ее вниз. На ней была белая ночная рубашка, и ее падающая фигура прочерчивала белую полосу в холодном сером небе.
Отец вложил ей в руку бессмысленный маленький камень и сбежал, а мать пошла в ванную и сделала с собой нечто ужасное, нечто немыслимое.
И теперь она, Джейн Уэбстер, занырнула в океан глубоко-глубоко, далеко-далеко в холодную и пустынную серость. Она опустилась туда, откуда приходит всякая жизнь и куда жизнь в конце концов уходит.
Какая же тяжесть, смертельная тяжесть. Вся жизнь стала серой, стала холодной, стала старой. Ты бредешь в темноте. Твое тело глухо ударяется о серые, мягкие неподатливые стены.
Дом, где ты жила, оказался пуст. Это был пустой дом на пустой улице пустого города. Люди, которых знала Джейн Уэбстер, молодые мужчины и женщины, с которыми она жила бок о бок, с которыми гуляла летними вечерами — они не могли быть частью того, с чем она столкнулась сейчас. Теперь она совершенно одна. Ее отец сбежал, а мать убила себя. Ни души кругом. А ты идешь одна в темноте. Твое тело глухо ударяется о серые, мягкие неподатливые стены.
Маленький камень так крепко вжимается в ладонь, так больно, так больно.
Прежде чем отец отдал его ей, он подержал его перед свечным огоньком. В зависимости от освещения цвет камня менялся. В нем вспыхивали и гасли желтовато-зеленые блики. Желтовато-зеленые блики были цвета юных растений, этих существ, что по весне пробивают себе дорогу сквозь сырость и холод прохваченной морозом почвы.
3
Джейн Уэбстер лежала на постели в темноте своей комнаты и плакала. Ее плечи содрогались от рыданий, но при этом она не издавала ни звука. Палец, который она так сильно вжимала в ладонь, расслабился, но на ладони правой руки оставалось место, которое горело, словно обожженное болезнью. Теперь ее сознание пустилось по течению. Фантазии ослабили свою хватку. Она была словно капризное, голодное дитя, которое наконец-то накормили — и вот оно лежит, отвернувшись лицом к белой стене.