Свадебное пари

Фэйзер Джейн

Марианна послала ему осуждающий взгляд, но все-таки не смогла скрыть нежной улыбки.

— Можешь проводить его до двери, кошечка, — хмыкнул Уильям. — Уверен, что твоя мама не будет возражать.

Если Марианна и возражала, то не собиралась высказывать это вслух. Уильям — хозяин в доме. С этим надо считаться.

— Только до двери, — согласилась она.

— О, спасибо, мама. Ты лучшая мать на свете. — Абигайль обняла мать и поцеловала в щеку. — И я обещаю быть очень благоразумной.

— Посчитай

я, что тебе угрожает хоть малейшая опасность, дитя мое, ты не дошла бы дальше двери гостиной, несмотря на помолвку, — объявила Марианна на удивление мягко.

Джонас раскланялся и пообещал приехать завтра ровно в девять, чтобы обсудить брачный контракт с мистером Саттоном, после чего последовал за Абигайль вниз.

— Как бы я хотела, чтобы ты не уходил, — с улыбкой пожаловалась она, спрыгнув с последних двух ступенек.

— Но приходится, дорогая. Ведь мы еще не обвенчаны.

Он улыбнулся, и ему показалось, что теперь улыбка никогда не покинет его лица.

— Подожди совсем немного. Как только мы обвенчаемся… — Она прищурилась, почти испугав его неожиданно манящим взглядом. — Когда мы поженимся, никогда не станем разлучаться, — заявила она, потянувшись к его руке.

Моррисон, благосклонно наблюдавший за ними из глубины передней, направился к двери одновременно с парочкой. Старый слуга отодвинул засов и открыл дверь, впустив свежий, прохладный воздух поздней осени.

— Доброй ночи, сэр.

Джонас вышел на верхнюю ступеньку.

— Доброй ночи, Моррисон.

Абигайль поспешно метнулась за ним.

— Закройте дверь, Моррисон, хотя бы на минуту. Слишком холодно на улице.

Дворецкий вскинул брови, но сказал:

— Одна минута, мисс Абигайль. Не больше. Иначе простудитесь.

С этим наставлением он ушел в переднюю.

Абигайль хмыкнула и, приподнявшись на цыпочки, обняла Джонаса.

— Доброй ночи… До чего не хочется повторять эту фразу.

Джонас сжал ее талию, слегка приподнял, прижал к себе и нагнул голову, чтобы поцеловать в губы. Прошла целая минута, прежде чем ее ноги снова коснулись ступеньки, а Джонас неохотно отстранился, но сжал ее лицо ладонями, глядя в широко раскрытые голубые глаза. И даже растерялся, увидев в них настоящий голод, весьма напоминающий страсть. Сам он был неопытен в любви, но жажда, отразившаяся в глазах Абигайль, не уступала его собственной, которая теперь бурлила в чреслах, зажигая огонь в крови.

Джонас поспешно отступил.

— Иди в дом, Абигайль, очень холодно.

Поцеловав ее пальцы, он поспешил спуститься с крыльца.

— До завтра, дорогая.

— До завтра.

Она послала ему поцелуй, и стояла, глядя вслед, пока он почти бежал по улице. Даже когда Джонас завернул за угол, она все не уходила, легонько касаясь пальцами губ, еще хранивших тепло его поцелуя. Наконец она

медленно повернулась к двери.

— Мисс Саттон? — прошептал кто-то сзади. — Вы ведь мисс Саттон, правда?

Повернувшись, она увидела оборванца, протягивавшего тонкий пакет.

— Джентмун дал мне два пенса, чтобы отдать это мисс Саттон. Вы и есть мисс Саттон, я ведь не ошибся?

Сбитая с толку, Абигайль кивнула:

— Да… да, я мисс Саттон. Но я ничего ни от кого не жду.

— Тогда это вам, мисс.

Парнишка сунул ей пакет, и Абигайль машинально его взяла. На пакете крупным почерком было выведено ее имя. Чуть выше было написано еще более крупными буквами:

«Прочтите, когда останетесь одна».

Абигайль была озадачена и заинтригована. Было нечто волнующее в такой переписке и в способе доставки. От письма словно исходило настоятельное требование немедленно с ним ознакомиться. Может, это от Джонаса? Какое-нибудь нежное любовное письмо, которое нужно читать, когда она останется одна. Только у него может возникнуть такая романтическая идея! Он знал, что мать не позволит ей принимать письма, даже от жениха, и, должно быть, написал заранее, принес с собой и отдал уличному мальчишке на углу. Такие, как этот парень, толпятся на каждой улице в поисках заработка. Но почему Джонас просто не отдал письмо уходя? Должно быть, забыл в пылу страсти, а вспомнил, только когда завернул за угол.

Абигайль с улыбкой сунула письмо за корсаж. Она пожелает родителям спокойной ночи и убежит в спальню, чтобы в одиночестве прочитать слова любви.

Вечером Серена не замечала, как бежит время. Сегодня она была на редкость оживлена, остроумна, грациозно передвигалась по салонам, держала банк, наблюдала за слугами и накрытыми для ужина столами. Но мыслями была далеко. На другой планете.

Ей хотелось петь, оттого что будущее определенно. Скорее бы оно началось! Ничто здесь больше не могло ее коснуться, даже злоба в глазах отчима, который, казалось, следил за каждым ее движением. Неужели что-то знает? Вряд ли. Как он сумел? А если и знает, что с того? Он ничего не сможет поделать. Ничего уже нельзя изменить.

Как только Джонас и Абигайль соединятся, ее роль будет сыграна и Серена почувствует себя полностью свободной.

Наконец последний игрок ушел, двери были заперты, лампы погашены и ночная добыча заперта в сейфе.

Отчим коротко пожелал ей спокойной ночи, когда падчерица проходила мимо. Он, казалось, не находит себе места, а, как знала Серена по опыту, это не предвещало ничего хорошего. Он что-то задумал. Обычно такое настроение предвещало ночной побег от кредиторов. Неужели Бредфорд довел его до предела?