Сваджо
Шрифт:
"...Часть мира светлая, на другой - темно. Заблудившийся на свету, не сможет войти в темноту..."
Ниже стояла витиеватая подпись Биткина, напоминающая слово "Ботаника".
Этот автограф, написанный буквами, чуть больше обычных, был выведен белой краской под каждым подобным высказыванием. И Гуламу Гусейнли представился Биткин, который, засучив рукава и прикусив нижнюю губу выводит кисточкой свою подпись под этими цитатами.
Такой Биткин напоминал ему инженера...
...На фотографии под только что
...Поправив очки, Гулам Гусейнли стал рассматривать другие фотографии.
Вот Биткин в матросской форме... Одной рукой он поливает себе, а другой моет черную густую бороду, с которой Гулам Гусейнли его никогда не видел.
...Разглядывая фотографии, Гулам Гусейнли чувствовал, как нервный зуд, зародившийся где-то под ребрами, расползается по мышцам. Давешняя болезненная дрожь вновь появилась на спине, ступнях, в ладонях.
...На центральной фотографии стенда Биткин стоял в саваноподобной длинной белой хламиде, скрестив руки на груди и погруженный в глубокую задумчивость. "Путешествие в Индию", гласила надпись сбоку.
Тут Гуламу Гусейнли пришла мысль, что, может быть, таинственная подпись СВАДЖО на пригласительном билете как-то связана с Индией и белой одеждой Биткина...
Кто-то рядом что-то произнес хриплым голосом и громко засмеялся.
Этот неожиданный смех смутил Гулама Гусейнли, он покраснел и, снова украдкой посмотрев по сторонам, вынул руки из карманов, отошел от фотографий. Выискивая себе свободное место, он подумал - почему это до сих пор он ни разу не видел Биткина, как сейчас, без черных очков?!.
...Зал постепенно заполнялся. Студенты, недавно толпившиеся у входа, теперь стояли вдоль стены с букетами в руках.
Самого Биткина видно не было. Наверное, он с кем-то где-то прячется... решил Гулам Гусейнли, садясь в свободное кресло...
– а чтобы стало совсем интересно, он готовится в начале церемонии возникнуть в центре зала, как фокусник из горящего ящика...
От этой мысли где-то в глубине Гулама Гусейнли начал зреть нервный смех.
...Он вновь погрузился в густое облако неизвестного смешанного аромата, вокруг вился таинственный шепот.
Сквозь стену этого аромата невозможно пробиться, - думал Гулам Гусейнли, тоскливо разглядывая потолок.
– Есть только один выход - перепрыгнуть, как перепрыгиваешь через забор, или проползти снизу, как под колючей проволокой.
Неожиданно колдовство вьющегося вокруг него непонятного говора разом исчезло...
– Да все мы там...
– сказал по-русски кто-то совсем рядом, и вдруг Гулам Гусейнли понял, что этот напоминающий молитву говор - ни что иное, как русский язык, который он слышит день и ночь и на котором и сам хорошо ли, плохо ли изъясняется...
И теперь
...Нервы в последнее время совсем расшатались...
– подумал Гулам Гусейнли и, достав платок, снова вытер выступивший на лице пот.
Чтобы взять себя в руки и собраться с мыслями, он опять уставился в потолок...
Потолок был того же зелено-голубого цвета, что и много лет назад.
Прищурившись, Гулам Гусейнли разглядывал старинные миниатюры, украшающие самый центр и углы потолка.
...Потолок был полон людьми... Узкоглазые, с белыми чалмами на головах, они стояли рядом или друг напротив друга и смотрели вниз...
Поправив очки, Гулам Гусейнли перевел взгляд на стены. Они тоже были украшены такими же зелено-голубыми миниатюрами.
...Странен был сюжет этих миниатюр...
Эти узкоглазые люди в белых чалмах, словно на зарядке, стояли, чуть наклонившись, один за другим и, протягивая руки, словно прося подаяния, смотрели на лежавшего чуть ниже раненного оленя со стрелой в груди.
...Что это означает?.. Кто эти люди?.. Почему они так тянут руки и чего просят?..
И на других миниатюрах были те же маленькие узкоглазые люди в чалмах. Они то сидели так же в ряд, то были верхом на конях... Но каждый раз их руки были одинаково вытянуты вперед.
...И тут Гулам Гусейнли вспомнил, что еще много лет назад, в студенческие годы, он видел эти же миниатюры в этом же музее.
Но, удивительно - тогда они были скульптурами... Ему даже вспомнилось, как одну из них он обходил вокруг, чтобы рассмотреть ее с разных точек... И еще он точно помнил, что тогда в руках этих узкоглазых людей были стрелы.
...Зал постепенно заполнялся, гул голосов становился все громче. Мужчины в клетчатых пиджаках, с тростями в руках, беспокойно расхаживали по залу, пыхтя трубками. Каждого вошедшего встречали, как человека, потерянного много лет назад и вот теперь вновь обретенного, растроганно, со сдерживаемым волнением, проявить которое им мешает воспитание...
Женщины с косами, уперев руки в бока и ритмично постукивая каблуками по мраморному полу. Казалось, они с трудом сдерживают желание раскинуть руки в стороны и пуститься в пляс...
Что-то назревает...
– подумал Гулам Гусейнли и опять почувствовал, как сильней забилось сердце.
– ...Это все подготовка к чему-то... начало чего... Как же он до сих пор не понял этого?.. В этом старинном очаге культуры что-то должно произойти. Эти люди, нашедшие здесь приют, это некое подобие секты собрались не на обычный творческий вечер. Творческий вечер - только предлог...