Сварогов

Шуф Владимир

"Царь-отступник" или "олух

У Небесного Царя".

А второй -- Вилянкин славный.

Гордый взор, надменный вид.

Он мудрец, Спинозе равный,

И певец, как царь Давид.

XIV

Анекдот невинный кстати

Я о нем могу привесть.

Он в одну из наших Патти

Был влюблен -- большая честь!

В грудь бия, он рек ей страстно:

– - Aime-moi, je suis poиte!

– - Ah mon Dieu! поэт

прекрасный

Вы в стихах, но в жизни... нет!

С легкой миной встала дива

И поэта к зеркалам

Подвела, чтоб в них красиво

Он себя увидел сам.

Галстук дергая смущенно,

Он, смотрясь, воскликнул: "tiens!"

И смеялась примадонна:

– - Се Vilenkine -- quel vilain!
– -

XV

Вот еще поэт прекрасный, --

Бельведерский Аполлон.

Ходит он в рубахе красной

И острижен в скобку он.

Он народник из Казани.

В дар поэзии принес

Bместе с веником из бани

Он букет из "черных роз".

У него в паневе муза,

Балалайка вместо лир,

Но поет он без конфуза,

Феба вылитый кумир.

Рядом с ним сидит психолог,

"Узкой мысли" публицист,

Лектор, критик, социолог,

И политик, и юрист.

ХVI

Вот поэт наш Невеличко,

В анекдотах виртуоз.

Мрачен, с орденом петличка...

Он с Кавказа лавр привез,

На чины имеет виды,

"Марш Персидский" написал,

И от пламенной Колхиды

Знаменит до финских скал.

Вот поэт и критик невский,

Юрисконсульт он при том:

Не издаст ли Ариевский

Свод стихов, Х-й том?

Куст сирени, вздох любовный,

Ямб граждански, рифма "тать"...

Но -- проступок уголовный

Иногда стихи писать.

XVII

Вот Пасович, в блеске славы,

Адвокат вельможный он,

Демосфен наш из Варшавы,

И из Лодзи Цицерон.

"Падам до ног перед паном!"

Все ж он в критике вандал.

При усердье к Польше рьяном

Сам Пасович спасовал.

Может быть, Мицкевич точно

Выше Пушкина в сто раз,

Но решение заочно,

Апеллирую на вас!

Тут юстиции обида,

Фальшь в весах, конечно, есть,

И в суде таком Фемида

Потеряла стыд и честь.

ХVIII

Вот из Вестника Европы

Критик, тоже адвокат.

Он забыл, что значат тропы,

Но поэтов строгий кат.

Этот критик кассацьонный,

Юридический педант,

Обратил журнал свой сонный

В каталог и прейскурант.

О, Меркурии Европы,

Вестники без панталон!

Вы критические... Эзопы,

Да простит вас Аполлон!

Вас мудрей герой крыловский,

Критик, знавший вкус в траве,

Или Флексер философский

С мокрой губкой в голове.

XIX

Но довольно аттестаций, --

Я гостей представил вам.

Прочие рекомендаций

Не заслуживают там.

Не отмеченных в анналах

Много вижу я фигур:

Моралист-кастрат, в журналах

Прорицающий авгур...

Но кастраты и авгуры

Далеко не то, что те

Светочи литературы,

Маяки на высоте.

С--сов, Флексер, Невеличко --

Все сияют, льют свой свет,

Хоть маяк порою -- спичка,

Светоч, что кладут в жилет.

XX

– - Петр Ильич!
– - Илья Иваныч!

Встретились профессора.

– - Ты откуда?
– - Прибыл за ночь

На конгресс!
– - Пора, пора!
– -

Первый был сам Остолопов.

– - Потолстел, брат, стал широк!

Друга по брюшку похлопав,

Говорил археолог.

– - Лыс, брат, стал!
– другой ученый

Гладил лысину слегка.

– - Ну, а как ты?
– - Заслуженный?
– -

– - Ординарный все пока!
– -

– - Что ваш Нестор престарелый?
– -

– - Пишет с кондачка, -- прочтешь!
–

– - Да, амбиции -- рубль целый,

Эрудиции на грош!

XXI

Оба, как Орест с Пиладом,

Как Поллукс и с ним Кастор,

За столом уселись рядом.

Два коллеги с давних пор,

Протянув друг другу руки,

Помогали в меру сил:

Что один писал в науке,

То другой превозносил.

Между тем другие встречи

Оживляли шумный зал.

– - Ваше мнение о речи

Лорда Честера?
– сказал

Накрахмаленный Юпитер,

Чинный, точный и сухой.

И Гермес, встав, губы вытер:

– - Митинг был?
– - Весьма плохой!