Сват из Перигора

Стюарт Джулия

По дороге обратно в замок Эмилия вдруг примолкла. Сваха спросил ее, что случилось, и она честно призналась, что ей все еще страшно оставаться здесь одной. И тогда Гийом Ладусет предложил Эмилии пожить пока у него, и она тотчас же побежала за парой старинных платьев, что были обрезаны по колено.

Дома Гийом Ладусет поставил

пакет с фамильными овощами на кухонный стол и отнес чемодан Эмилии Фрэсс в гостевую спальню. Пока владелица замка мыла руки и коленки в ванной, Гийом Ладусет сходил на дальний конец своего любимого огородика, сорвал белый георгин и поставил в вазу у кровати любимой. Когда он спустился обратно, Эмилия с интересом разглядывала бронзовый колокольчик мадам Ладусет: во время войны та звонила в него всякий раз, как слышала речи Шарля де Голля, передаваемые из Лондона, — специально чтобы позлить соседей, сторонников Петена.

— А здесь все по-прежнему, — с улыбкой сказала Эмилия, переводя взгляд на дробовик мсье Ладусета, висевший на стене над камином.

Сваха достал из буфета старую бутылку из-под «Vittel» с домашним «пино» и пару бокалов, и весь остаток вечера они рассказывали друг другу о годах, которые потеряли. Когда за окном забрезжил рассвет, они вновь ощутили голод, и Гийом Ладусет поставил на стол две тарелки с кассуле. Здесь-то Эмилия Фрэсс и нашла свою маленькую зеленую пуговку.

Оба слишком устали за день, и Гийом Ладусет, рискуя вызвать гнев администрации, наполнил ванну для Эмилии, выложив специально для нее самое изысканное мыло из своей коллекции с нижней полочки. Когда Эмилия закончила и прошла в свою комнату в белом хлопчатобумажном халате с темно-синими цветами, сваха наполнил ванну себе и испытал непередаваемое наслаждение, коего был так долго лишен. Он вновь видел островки своих коленей, выступавшие из воды, и волосатые пальцы ног под струей из смесителя. Сладкий запах убаюкал

его, и он задремал прямо в ванне, его роскошные усы расплылись по поверхности воды.

Тихонько прикрыв дверь, чтобы не разбудить гостью, Гийом лег в кровать, натянул на себя простыню и погасил свет. По комнате порхал беспрестанный бриз, и сваха вновь оживил в памяти момент праздника, когда он повернулся и увидел Эмилию Фрэсс в разорванном старинном платье из изумрудной тафты. Ему вспомнились испачканные грязью колени, волосы в фестонах зеленых листьев, свежие царапины на руках. Его размышления о том, каким лакомством удивить Эмилию на завтрак, прервал скрип открывшейся двери и шлепки босых ног по деревянному полу. Сваха почувствовал, как владелица замка, которая не могла больше выносить разлуки с любимым, скользнула в его постель: серебристые как ртуть волосы, рассыпавшись, коснулись его руки. Гийом притянул Эмилию к себе и рассказал ей все, о чем написал в письме, а когда поток излияний иссяк, начал все сначала. Дойдя до того места, где он объяснял, что всегда любил лишь ее одну, сваха услышал ритмичное дыхание и перевернулся на спину, приняв свою излюбленную позу: руки по швам, точно мертвец в гробу. Он представил, как будет жить, если снова вдруг потеряет Эмилию, и внезапная слеза сбежала по его щеке в ухо. Мысленно поклявшись никогда не отпускать ее от себя, он повернулся на бок и вжался в теплые контуры ее тела. В уютной гавани Эмилии Фрэсс бывший парикмахер Гийом Ладусет уснул, и спальня огласилась раскатистым храпом. Разбуженная этим ужасным рыком, Эмилия различила еще один звук. По лестничной площадке катилось свежеснесенное куриное яйцо.