Свеча в окне
Шрифт:
— Вы сидите здесь с таким одиноким видом, что мое сердце сжалось от обиды. Я понимаю, как вам наверняка тревожно. Мне хотелось рассказать вам о тех опасностях, которые грозят Уильяму. Мне показалось, что это было бы лучше, нежели оставлять вас один на один с вашим собственным воображением.
Сора воскликнула:
— Да, о да! Благодарю вас!
Сора сжала руку Николаса; она до смешного была благодарна ему, забыв об осуждающей реакции женщин, забыв обо всем, кроме возможности «увидеть» своего любимого в сражении.
Николас некоторое время наблюдал за битвой молча, а затем с досадой прищелкнул языком.
— Он сражается так беспечно, а мастерство его от длительного бездействия утратилось. Его наверняка убьют. Чрезмерная
Николас похлопал ее по руке своей влажной ладонью, и Сора тяжело вздохнула.
— Если вам больше нечего сказать мне, то вы можете…
Николас пребольно сжал ей пальцы и вскочил на ноги:
— Берегись, Уильям! За твоей спиной воин с мечом!
Стоя на поле брани, Уильям смотрел на шестерых рыцарей, которые неслись на него в атаку галопом, и разразился хохотом. Сжимая меч, он дивился тому, как мог он усомниться в своих бойцовских способностях. Кое-кто из друзей осторожно нападал на него, чтобы позволить ему разогреться для работы мечом, но вскоре были проучены. Они валялись на земле, отплевываясь от пыли и бранясь.
Развернув боевого коня в сторону атакующих, Уильям выбил оружие у одного из рыцарей, в то время как конь его лягнул задними копытами и сбросил на землю другого. Уильям уклонился от размахнувшегося во всю ширь самого молодого нападающего и выбил его из седла ударом щита. Затем он развернулся и принялся то бросаться вперед, то, пританцовывая, отступать. Широкий размах Уильяма не позволял противникам сблизиться с ним, а благодаря гибкости своего крупного торса он умудрялся уклоняться от их мечей на расстояние волоска. Атакующие Уильяма рыцари сникли под его ударами, как листья травы под ураганом. Время от времени он обезоруживал своих противников, и в конце концов даже те немногие, которые остались на поле брани, стали избегать его в надежде сохранить свою репутацию.
Вотще. Опьяненный радостью сражения, Уильям настигал и поражал их. Наконец, оставшись один, он поднял меч и победоносно завопил. Его прежние противники сбились на поле в кучку, поздравляя его, хлопая его по спине и выкрикивая оскорбления, которые звучали как слова восхищения. Уильям снял с себя шлем, обнажив прилипшие ко лбу взмокшие волосы, и сорвал рукавицы. Гильом, подбежавший за тем, чтобы взять на себя заботу о боевом снаряжении, улыбался, купаясь в лучах славы своего господина.
Уильяму нравилось все это. Он упивался восхищением и преклонением, которые раньше презирал и по которым затем тосковал, сам того не сознавая. Он медлил до тех пор, пока не бросил взгляд в сторону галереи и не увидел Сору, которая одиноко стояла на подиуме с застывшим выражением на лице, свидетельствующим о том, что она напряженно прислушивается к происходящему. Вырвавшись от мужчин, Уильям широкими шагами направился к своей даме, не смотря по сторонам, и, когда он приблизился к Соре, леди Джейн взяла его невесту за руку и подвела ее к нему. Сначала Сора упиралась, но, когда леди Джейн что-то сказала ей, просветлела и заспешила вперед. Пробежав последние несколько футов, она с такой силой налетела на Уильяма своим маленьким телом, что он покачнулся. Радуясь пылким объятиям Соры, Уильям поднял ее, подхватив одной рукой под колени, а другой обняв за плечи, и закружился с ней.
— Я их всех побил! Всех! — ликовал он, а она визжала в ответ с равной долей воодушевления и радости.
Наконец Уильям замедлил свою дикую круговерть, Сора ухватила его за уши.
— Ради Пресвятой Девы, Уильям, никогда меня так больше не пугай. У меня сердце останавливалось во время каждой твоей схватки. Я просто и не знаю, отшлепать тебя или любить тебя, — заявила ему Сора.
— О, люби меня, — нарочито капризно проговорил он, и Сора погладила его лицо руками.
— Судя по ямочкам на твоих щеках, ты ни в малейшей степени не сожалеешь о том, что доставил мне столько беспокойства, — произнесла Сора. —
Под ладонью Соры Уильям спародировал чертами своего лица огорчение, и она, вцепившись ему в шею, затрясла его изо всех сил. С таким же успехом можно было попытаться раскачать каменную колонну, и единственным результатом стало то, что лицо Уильяма становилось все ближе и ближе, пока его дыхание не слилось с ее дыханием. Не в силах более сопротивляться и желая гораздо большего, Сора жадно поцеловала его.
Вкус этого поцелуя говорил о том, что она желает Уильяма не просто ради того, чтобы обладать его землею. В нем не было похоти или милой привязанности. Поцелуй имел вкус пламенного и отчаянного страха за жизнь Уильяма и, как он впервые понадеялся, за все остальное. Сора прижалась к нему ртом так, словно хотела раствориться в нем всем своим существом; ее руки вплелись ему в бороду и прижали его ближе. Увлеченный страстью Соры, Уильям приподнял ее, обняв, как ребенка; одной рукой он прижал ее спину, а другой — верхнюю часть ног. Ноги Соры болтались в воздухе, миниатюрное тело дрожало, и Уильям содрогнулся от силы, которая была несравнима с радостью боя. Подняв голову с намерением выяснить, где тут поблизости находится какая-нибудь кровать, он, повернувшись, обнаружил, что стоит посреди поля брани. Солнце щедро проливало свои лучи, пыль после схватки улеглась, а на нем по-прежнему были надеты кольчуга и сапоги. Тишина повисла в воздухе, и стоящие вокруг люди жадно или с бесстыдным любопытством следили за ними. Обведя глазами собравшихся, Уильям увидел похотливо присвистывающих мужчин, которые подталкивали друг друга локтями и весело посмеивались при виде такого сильного воина, покоренного с помощью столь хрупкого оружия. Дамы с галереи бросали на них сдержанные оценивающие взгляды.
— Сынок! — позвал лорд Питер, и Уильям заподозрил, что этот призыв был обращен к нему уже не однажды. — Сынок, если ты опустишь леди Сору на землю, то мы наградим тебя боевым конем и все смогут начать приготовления к ужину.
Уильям посмотрел на отца.
— Нам надо встречать новых гостей.
Лорд Питер отчеканил каждое слово, как будто догадывался, как медленно соображает Уильям.
— Во время сражения прибыли вассалы Соры, и на них произвело сильное впечатление твое мастерство верховой езды.
Он взмахнул рукой, и Уильям заметил трех мужчин в дорожных костюмах, которые стояли несколько поодаль и смотрели на него со степенной недоброжелательностью. Сора оторвала голову от его плеча, куда она уткнулась, и Уильям взглянул сверху вниз на ее затуманенное лицо с припухлыми губами и розовой кожей. При этом голова у Уильяма вновь пошла кругом от того чувственного томления, которое исходило от его невесты, однако лорд Питер шлепнул его по спине и сказал:
— Давай-ка мы представим приз теперь же.
Выражение лица Соры стало более осмысленным, и Уильям неохотно отпустил ее на землю. Он поддерживал ее рукою под локоток, пока она перестала шататься, и благодарил Бога за то, что кольчуга защищает формы его тела от пытливых глаз.
— Кто выиграл боевого коня? — спросил он.
— На приз наверняка станет претендовать сэр Осберт Карравильский. Вы согласны, леди Сора? — высказал предположение лорд Питер.
Сора кивнула.
— Все похвалы, услышанные мною, относились к сэру Осберту Карравильскому, поэтому сомнений быть не может. Это — сэр Осберт Карравильский.
Раздался радостный возглас Осберта, и Уильям улыбнулся его безудержному веселью. Этот приз становился богатством при его безденежном состоянии и открывал новые горизонты для рыцарской службы. Неважно, что он явно был вторым в состязании. Быть вторым после Уильяма вовсе не считалось позорным.
Пока рыцари и дамы толкались на поле, поздравляя победителя, Уильям подозвал знаками вассалов Соры.
Они тут же представились, поклонившись лорду, и затем один за другим приняли руку Соры.