Свечка. Том 2
Шрифт:
Зэки также понимали, что, дав «помиловке» ход, Хозяин победил монаха еще до выхода на помост. Но, зная все это и понимая, они не знали и не понимали того, зачем, с какой целью монах-великан направляется сейчас к Игорьку, и, наверное, умерли бы от этого своего незнания, непонимания и нехватки кислорода, так и не вздохнув, если бы расстояние от о. Мартирия до Игорька не было таким коротким. А когда тот поднял свою ручищу, махнув широченным рукавом, толпа решила, что за свой базар Игорек получит сейчас смертельный удар по кумполу – не только подумала, но и пожелала этого – Игорька не любили, как не любили два последних
И сам Игорек, похоже, решил, что так оно и будет: убьет или, в лучшем случае, оглоушит, – он безвольно опустил руки и закрыл глаза, в одно мгновение делаясь маленьким и жалким.
Но оказалось, о. Мартирий не собирался его бить, а возложил на голову Игорька ручищу, безмолвно благословляя на все его последующие деяния, после чего подошел к стулу и сел.
Игорек мгновенно нашелся: комментируя произошедшее, он тронул рукой свою голову и лоб и объявил:
– Тридцать шесть и шесть! А у вас?
Шутка была так себе, но зэки в ответ выдавили из себя смех, а Игорек продолжил изображать Пельша:
– А сейчас на ринг приглашается еще один участник соревнований. Не знаю, знаете вы его или нет…
Зэки засмеялись громче и веселей и радостно завопили, приветствуя появившегося Хозяина.
В ярко-голубом динамовском костюме с белыми заглавными буквами «Д» – большой на спине и маленькой на груди, мягко ступая своими детскими ножками, обутыми в новые белые кроссовки, улыбаясь и вскидывая победно руки, он быстро прошел по гагаринской дорожке и остановился на кумачовом помосте.
– Челубеев Марат Марксэнович! – выкрикнул Игорек, и все бешено зааплодировали, а те, у кого были флаги, бешено ими замахали.
Хозяин подождал, когда восторги стихнут, взял у Игорька микрофон и заговорил.
Нет смысла здесь пытаться повторить хотя бы часть его выступления, то были привычные благоглупости, звучащие на всех официальных спортивных состязаниях – от всемирных олимпиад до таких вот тюремных динамиад, – о том, что спорт сближает, объединяет и укрепляет и независимо от того, кто побеждает, неизменно побеждает дружба. Говоря все это, Челубеев твердо знал, что на самом деле спорт разъединяет и калечит, и не дружба в нем побеждает, а утоленная на короткое время гордость и презрение к побежденному. Но Марат Марксэнович говорил приличествующие случаю слова не для того даже, чтобы сказать, а для того лишь, чтобы говорить. Он говорил, говорил, говорил, вновь ощущая себя полноправным Хозяином «Ветерка». Но – говоря, говоря, говоря – Марат Марксэнович не уподоблялся глухарю на токовище, он все слышал, видел, оценивал. Краем глаза наблюдая за улыбающимся приплясывающим Игорьком, Челубеев еще раз убеждался в том, что зэку верить нельзя – никогда и ни при каких обстоятельствах. Бородатый поверил и вон сидит теперь, как оплеванный. Но даже он, Челубеев, всю свою жизнь прослуживший в системе исполнения наказаний, удивился вчера, когда Зуйков предложил себя в качестве ведущего поединка. Челубеев хотел лишь быстренько выпроводить его из зоны, чтобы обезглавить общину на Динамиаде, а тот предложил свой вариант.
«Это будет мина!» – придя в восторг, решил тогда Челубеев и сейчас в этом убеждался. Мина, еще какая мина!
Он наконец закончил свою речь, получил порцию вежливых аплодисментов, и заскучавшая
– Прошу вас, товарищ, подойти ко мне!
И на «товарища» зэки отреагировали смехом, смелея, все больше относясь к грозному монаху, как к клоуну.
О. Мартирий поднялся со стула и направился к Игорьку, словно не слыша смеха, а на освободившийся стул тут же плюхнулся о. Мардарий, у которого подкашивались от волнения ноги.
Игорек смотрел на своего духовного отца с вызовом, всем своим видом утверждая, что никакой он ему теперь не отец.
– И вы, пожалуйста, ко мне подойдите, – мягко попросил Игорек Челубеева, и оба участника поединка остановились по обе стороны от ведущего.
– У вас есть последний шанс отказаться. Скажите «нет», и поединок отменяется.
Игорек поднес микрофон к лицу о. Мартирия.
– Никак, – ответил тот спокойно и привычно.
Игорек сделал руками пельшевское движение взад-вперед.
– Что значит никак? Никак – да или никак нет?
– Никак, – повторил о. Мартирий.
– Нет! – рявкнул Хозяин.
– Не-е-ет! – выдохнула толпа и стала скандировать: – Нет-нет! Нет-нет-нет!
Многочисленная партия «нет» уже торжествовала победу, православные же подавленно молчали, но, как это часто бывает, слабые и почти поверженные, они вдруг получили совершенно неожиданную поддержку.
Невесть откуда взявшиеся три сестры в одинаковых серых платках подошли к общинникам и стали рядком аккурат под хоругвями: первая – Светлана Васильевна, вторая – Людмила Васильевна и, наконец, Наталья Васильевна, – пристально и строго глядя на происходящее.
При виде их самые громкие крикуны затихли, с любопытством поглядывая на Хозяина.
Очевидно, что Челубеев этого не ожидал.
Внешне он ничем себя не проявил, но душа, которая, как выяснилось в тот самый момент, у Марата Марксэновича все же имелась, завопила что было мочи: «Светка!!! И ты… после того, что было между нами этой ночью?»
Он даже попытался заглянуть жене в глаза, но прикрытые платком светлые очи Светланы Васильевны были для него недоступны.
– Не при дамах будет сказано, но участники соревнования должны сейчас… прожеребиться… – игривым тоном заговорил Игорек, вновь беря инициативу в свои руки.
И эта шутка зэкам понравилась, хотя кто-то и не понял, о чем идет речь. Речь же шла всего лишь о жеребьевке.
– Тут у нас две гири: одна золотая, другая серебряная! – бодро и весело продолжал Игорек. – Золотая достанется орлу, а серебряная… сами знаете кому.
С этими словами он подбросил в воздух монетку, поймал и, держа ее в зажатом кулаке, обратил вопросительный взгляд на Челубеева.
– Орел! – громко сказал тот, а о. Мартирий лишь пожал плечами.
– Итак, вы сказали «орел», а вы ничего не сказали, потому что и так понятно, ху из ху! Итак! – Игорек раскрыл ладонь. Монета лежала вверх решкой. Это видел он сам, это видел Челубеев, и о. Мартирий, несомненно, видел, но, ни мгновения не колеблясь, Игорек громко объявил:
– Орел!
Челубеев только развел руками, о. Мартирий отступил на шаг, а Игорек глянул на него, победно улыбаясь: «Видишь, как я могу? Я еще не так могу!»