Свечная башня
Шрифт:
– Я не детка.
– Ты не детка, но ты меня поняла? Моргни дважды, если поняла.
Он издевался! Каким-то удивительным образом он не только нарушил ее личные границы, но еще и сумел подкрасться так близко, что она пропустила удар, позволила случиться тому, что не случалось с ней уже много лет.
– Идиот!
И впервые не нашла разумных аргументов, а опустилась до банального оскорбления.
– Ясно, но могла бы просто моргнуть.
Разговор он оборвал первым. Тоже немыслимое дело! Словно бы все про нее понял и все для себя решил. Интересно,
Мирослава вперила испепеляющий взгляд в его спину. Спина выдержала, даже грубая кожа на косухе не оплавилась от ее ярости.
Дальше шли молча. Шли молча, а Мирославе хотелось поговорить, завершить этот дурацкий разговор, самой поставить в нем точку. Но хакер Фрост уже расставил все знаки препинания и не нуждался в продолжении. Он даже не подал Мирославе руку, когда по узкой тропе они спускались обратно в овраг. А она, как неуклюжая дура, поскользнулась и съехала по склону на заднице. Теперь ко всем унижениям добавилась еще и перепачканная юбка. Виной всему были чертовы туфли, неудобные даже без каблуков. Чертовы туфли и Фрост, который посчитал ее достаточно самостоятельной и недостаточно женщиной, чтобы поддержать в трудную минуту. И когда Мирослава, тихо чертыхаясь, пыталась вертикализироваться, он не бросился ей помогать. Она бы конечно отказалась, но все равно было обидно.
Наверное, из-за обиды она и не почувствовала это сразу….
Тихий, едва различимый шепот… Детская считалочка… И легкое прикосновение к плечу…
Зато, когда почувствовала, окаменела. Это не зависело от нее. С этим не справился бы ни один психолог в мире. Даже психиатр бы не справился. Потому что это лежало за гранью нормального. А Мирославе было так хорошо, так удобно считать себя нормальной. Когда-то давно, в прошлой жизни, было. Но то славное время закончилось, отступило, оставляя ее один на один с собственным сумасшествием.
– …Кто не спрятался, я не виновата… – Тихий голос в самое ухо, как если бы та, что говорила, была близко-близко. Так близко, что ее ледяное дыхание щекотало волосы на затылке. Так близко, что волосы эти встали дыбом и потрескивали, словно от статического электричества.
– …Кто не спрятался, тот станет светочем… – И смех такой же тихий, но такой же осязаемый, как голос. – Таковы правила… Раз, два, три, четыре, пя…
Мирослава закричала до того, как призрачная ладонь запятнала ее в призрачных пятнашках, до того, как ее поймали…
Она кричала сиплым от ужаса голосом и по-детски зажимала ладонями уши, чтобы не слышать больше этот одновременно ласковый и смертельно-опасный голос. Чтобы не слышать и не чувствовать. В этот момент ей не было стыдно. Если бы это помогло, если бы дало хоть малейшую надежду, она кричала бы еще громче. Но голос подвел, превратился в стариковский хрип.
И отражение тоже подвело. Отражение в воде указывало на ее, Мирославы, ненормальность. Искаженное ужасом и течением лицо, рвущиеся к небу, натянувшиеся словно миллионы тончайших струн волосы. Ей было больно от этого натяжения, от того, что чья-то невидимая рука
Сумасшествие подкралось сзади. Мирослава увидела его стремительную тень на водной глади за секунду до того, как оно обхватило ее за плечи и потянуло прочь от воды. У сумасшествия были крепкие объятья и горячее дыхание. Наверное, от этого дыхания струны ее волос рвались одна за другой с трагическим звоном, рвались и падали, занавешивая ее лицо.
– Интересное кино, – сказало сумасшествие голосом Фроста.
Да, кино и в самом деле интересное: фрост – это всегда холод, а объятья горячие.
– Ты там как? – Еще и по голове погладил, приглаживая струны-волосы, убирая их с лица.
– Я тут нормально. – Она соврала, и оба они поняли, что она врет.
– Я и вижу, что нормально. Еще бы ты сама себя видела.
Теперь, когда волосы больше не занавешивали лицо, Мирослава могла видеть. Нет, уже не свое сошедшее с ума отражение, она видела Фроста. Он был бледен и сосредоточен. Он тряс руками, затянутыми в перчатки, пытаясь стряхнуть с них ее волосы. Наверное, коже головы было больно вот из-за этого, из-за того, что Фрост тянул ее за волосы. Не сейчас, а тогда, когда ее накрыл приступ.
– Что с тобой случилось? – спросил Фрост. От уже стряхнул ее волосы с перчаток и теперь тряс ее саму за плечи.
– А что ты видел? – Неправильный вопрос. Вопрос тут вообще неуместен, нужно было сразу идти в атаку, обозвать его идиотом или свести все к шутке. Пусть глупой, но все же шутке. А она спросила, что он видел.
– Твои волосы. – Фрост перестал ее трясти, даже отступил на шаг.
– Да, благодаря тебе они поредели. – У нее даже получилось улыбнуться. Глядишь, получится и выкрутиться из этой одновременно пугающей и странной ситуации.
– Это сейчас они поредели, а до этого стояли дыбом.
– В каком смысле дыбом? – Она точно знала, что сумасшествие не заразно, но Фрост, похоже, все равно заразился. Вот такая у нее харизма и сила убеждения!
– В прямом! Вся копна вверх, а сама ты по струнке, и глаза белые, как у зомби. Зрелище, я тебе скажу, не для слабонервных!
Это уж точно. С таким не поспоришь. Мирослава представила себя с глазами, как у зомби, и к горлу подкатил колючий ком. Помогла сила воли. Хоть сейчас помогла.
– Но теперь-то я нормальная? – И улыбнуться снова получилось.
– Теперь вполне. – Он отступил еще на шаг. Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянии. Что он там хотел разглядеть? – Это какая-то аномалия?
– Ты меня спрашиваешь?
– Я просто риторически вопрошаю. Может тут какая-то аномальная зона с мощным электромагнитным излучением? Ну, типа как под ЛЭП?
Он даже голову вверх поднял, будто надеялся увидеть эти самые высоковольтные линии. Не было ничего. Мирослава бы такое не упустила.