Сверхъестественное. Боги и демоны эволюции
Шрифт:
С того самого момента, как в обществе начинают относиться к шаманам не иначе как к безумцам, отрицая законность непосредственного откровения и перекладывая всю ответственность за связь с высшими силами на штатных жрецов, это общество обречено на духовное омертвение.
Возьмем, к примеру, то же христианство. Сразу после основания его около 2000 лет назад оно представляло собой откровенно шаманскую религию. И в этом нет ничего удивительного, если учесть, что сам Христос явно относился к категории шаманов. И дело здесь было не только в его смешанном происхождении, связавшем его как с миром богов, так и с миром людей, или же в ниспосланном ему даре целителя. Сам факт распятия Христа, а также последовавшие за ним смерть и воскресение в качестве высшего существа, наделенного правом спасать души людей, являются, по сути своей, историей раненого человека — то есть той самой историей, которую излагают шаманы всех времен и народов, рассказывая о своем мучительном посвящении, смерти и последующем воскресении.
Первые христиане верили в то, что спасения можно достичь с помощью "познания истинной природы вещей". Они также считали, что научить этому нельзя — можно лишь открыть непосредственно при посвящении.
Манихейская религия, основанная Мани в третьем веке нашей эры, поначалу представляла собой христианскую гностическую секту (смотри обсуждение этой темы в следующей книге: Graham Hancock and Robert Bauval, Talisman: Sacred Cities, Secret Faith, Michael Joseph, London, 2004, p. 76–86) и находилась в контакте с другими гностическими течениями того времени. И потому нельзя обойти вниманием открытие всемирно известного этномиколога Р. Гордона Вассона, который обнаружил в манихействе следы культа, связанного с употреблением галлюциногенных грибов. В частности, он указал на то, что яростные нападки Блаженного Августина на манихеев (Августин некогда и сам входил в эту секту) включали, среди прочего, обвинения в том, что эти люди удовлетворяли свой аппетит с помощью грибов. Несколько столетий спустя схожие обвинения были выдвинуты против манихеев и в Китае. R. Gordon Wasson, Soma, Divine Mushroom of Immortality, Har— court Brace Jovanovich, New York, 1968, p. 71–74.
По мнению индейцев хиваро, духовные и метафизические проявления энергий жизни могут быть уловлены с помощью галлюциногенов. Таким образом человек проникает в духовное царство, антипод этого мира, постигая там великие причинно-следственные связи, управляющие нашей Вселенной. Все события, происходящие в ином мире, являются отражением "истинной" реальности. И они оказывают безусловное воздействие на повседневный, физический аспект нашего существования. В соответствии с этим, повседневная действительность рассматривается главным образом как "ложная" и "поддельная" [1266] .
Michael Ripinsky-Naxon, The Nature of Shamanism: Substance and Function of a Religious Metaphor, State University Press of New York Press, 1993, p. 133.
Примерно так же, начиная с первого по шестой век нашей эры, описывали материальный мир иллюзий гностики и их языческие родственники — герметики:
Все вещи на этой земле, сын мой, нереальны и лишены смысла. Но некоторые из них — не все, но лишь некоторые — являются отражением реальности. Зато остальные — только иллюзии и обман, сын мой, поскольку состоят они из одной лишь видимости. Когда такая видимость проистекает сверху, она становится имитацией реальности. Но помимо действия этих высших сил она остается иллюзией [1267] .
Walter Scott (Ed. and Trans.),Heimetica: The Ancient Greek and Latin Writings which Contain Religious or Philosophic Teachings Ascribed to Hermes Trismegistus, shambhala, boston, 1993, excerpt ii a, Hermes to Tat, p. 383.
Все вещи, которые может видеть глаз, носят призрачный, несущественный характер. Реальной природой обладают лишь те вещи, которые глаз не в состоянии увидеть [1268] .
Ты должен понять, что реальным является одно лишь то, что вечно. Но человек не вечен. Вот почему человек — это не более чем видимость [1269] .
Схожие утверждения, касающиеся призрачной природы повседневной действительности и истинного характера иной реальности, можно найти и в герметических текстах, а также в подлинных сочинениях гностиков, обнаруженных в 1945 году на территории Верхнего Египта [1270] . Однако уже с четвертого века нашей эры подобные взгляды стали яростно подавляться недавно созданной христианской Церковью, представители которой проповедовали слепую веру в те тщательно подобранные Священные Писания, которые вошли в состав канонического Нового Завета. Эти люди ни в коей мере не собирались поощрять поисков личного откровения, способного избавить их паству от иллюзии этого мира. Напротив, они настаивали на том, что только они и их Церковь способны стать посредником между Богом и людьми, являя последним волю Всевышнего. Их желание сохранить свою духовную монополию было настолько велико, что уже к тринадцатому веку нашей эры мирянам, проживающим во многих частях Европы, было запрещено иметь в своем распоряжении книги Ветхого и Нового Завета — "за исключением Псалтири и молитвослова". Но даже их можно было приобрести только в том случае, если они были написаны на латыни. Любая попытка перевода этих книг на местные наречия, и уж тем более распространение таких переводов считались ересью, заслуживающей самого пристального внимания инквизиции [1271] .
Ibid, Libellus VI, p. 169.
Ibid, Excerpt II A, Hermes to Tat, p. 387.
James M. Robinson (Ed.), The NagHammadi Library in English, E. J. Brill, Leiden, 1988; Scott, Hermetica.
Смотри обсуждение этой темы в следующей работе: Hancock and Bauval, Talisman.
Учитывая столь жесткий контроль и преследование инакомыслящих, включая уничтожение десятков тысяч гностиков во время Альбигойских войн двенадцатого и тринадцатого веков, вряд ли стоит удивляться тому, что современные христиане пребывают в неведении относительно шаманских корней своей религии.
И все же далеко не все эти корни были уничтожены.
Возьмем, к примеру, Рождество — пожалуй, наиболее значимый христианский праздник. Интересно, что в сознании людей он оказался прочно увязан со странными, отнюдь не христианскими обрядами и столь же странным символизмом, включая и фигуру Санта-Клауса. Американский этноботаник Джонатан Отт выдвинул предположение, согласно которому этот символизм восходит к древним шаманским культам, распространенным среди оленеводческих племен Сибири. Шаманы этих племен издавна входили в транс с помощью красно-белого мухомора. Причем именно середина зимы была отмечена особыми церемониями:
В крыше зимнего жилища, или юрты, есть отверстие для дыма. Сама же крыша поддерживается с помощью березового шеста. Во время зимних праздников шаман входит в юрту через это отверстие, выполняет положенные обряды, затем поднимается по шесту и покидает жилище все через то же отверстие в потолке. Санта-Клаус неизменно одет в красно-белые одежды (цвета, которыми известен мухомор). Он входит в дома и уходит из них через камин. Наконец, у него есть олень. Кроме того, Санта-Клаус летает, и это также сближает его с шаманом [1272] .
New Scientist, 25 December 1987–1 January 1988, "Father Christmas flies on toadstools", p. 45.
Многочисленные шаманские отголоски можно найти и в культах святых, которые так популярны в католической и православной ветвях христианства. К примеру, греческий святой Христофор нередко изображается на иконах в териантропической форме — с телом человека и головой собаки [1273] .
Греческий святой Христофор (Рипински-Нэксон, 1993, с.3)
Кроме того, люди очень часто избирают для себя того или иного святого, который должен служить своего рода посредником между человеком и высшими силами.
Смотри: Ripinsky-Naxon, The Nature of Shamanism, op. cit, p. 2–3.
Уже одно это носит безусловно шаманский характер. А ведь можно вспомнить и о том, что большинство святых было объявлено таковыми прежде всего потому, что они чудесным образом исцеляли людей. Подобные деяния, совершайся они в первобытных обществах, без колебаний были бы отнесены к категории шаманских. Наконец, изучив историю жизни святого, мы практически наверняка обнаружим, что ему пришлось подвергнуться тем мучительным процедурам, которые неизменно ассоциируются с посвящением в шаманы.
Среди сотен, а то и тысяч подобных примеров наиболее известной, равно как и наиболее очевидной, можно счесть историю жизни св. Себастьяна. Согласно легенде, он стал мишенью для римских лучников, а затем был забит до смерти палками. Себастьян, неизменно изображавшийся в христианской живописи как юноша, пронзенный множеством стрел, с полным правом может считаться одним из проявлений того универсального образа раненого человека, который возник еще в эпоху верхнего палеолита [1274] .
The Book of Saints, A & C. Black, London, (1921) 1989, p. 500–1.
Слева — раненый человек из пещеры Пеш-Мерль;в центре — св. Себастьян;справа — раненый человек из провинции Фри Стейт, Южная Африка
Мучительная смерть от стрел поджидала и святую Урсулу [1275] . В свою очередь, святую Юстину обычно изображают в образе девушки, грудь которой пронзена мечом [1276] . Ну а святого Станислава чаще всего представляют в образе епископа, "разрубленного на куски" у подножия алтаря [1277] (прямой отголосок того ритуального расчленения, которому подвергаются шаманы самых разных племен; об этой традиции мы писали в предыдущих главах). Святая Тереза Авильская, испанская монахиня шестнадцатого века, никогда не подвергалась физическим истязаниям. Тем не менее и она прошла через классическое шаманское посвящение, неразрывно связанное с мучительной болью:
Ibid, p. 556.
Ibid, p. 329.
Ibid, p. 519–520.