Сверхъестественный дневник сумеречного Хогвартса 3. Революция

Lexie Greenstwater

Ребекка Майклсон, жестом пригласив гостей присесть к костру, поправила кокошник на голове (одевал ее явно Клаус) и села рядом.

– Элайджа, я думал ты погиб, – произнес Стефан.

– Негоже тебе, отрок, думать, аки самый разумный здесь, – пробасил Элайджа. – Коли пришел к костру, слово молви.

– Я чего-то не понимаю, – простонал Винчестер.

– Это – родня Клауса, – шепнул Стефан. – Но что вы здесь делаете?

– Где Клаус? – в свою очередь спросил Кол.

– В следственном изоляторе

«Азкабан».

Ребекка картинно прижала руки ко рту.

– На Хогвартс нападает маньяк, – сказал Дин. – Вы же знаете о Хогвартсе?

– Знамо дело, – произнес Элайджа. – Знаю, знаю, Никлаус давеча сказывал о супостате лихом, что пол хогвартский топчет.

– То есть, это не вы – маньяки? – Из Дина был парламентер, как из говна пуля.

Майклсоны взглянули на него, как на идиота.

– Почто ты, отрок, тупой, аки пень? – крикнул Кол.

Ребекка, единственная, кто изъяснялась на понятный Винчестеру мотив, осадила братьев и, подсев к нему, произнесла:

– Да как бы мы смогли из человека камень сделать? Максимум фарш. Нет, тут другое лихо. Супостат родился в замке, а мы лишь с гастролями там выступали.

– С гастролями?

Ребекка глубоко вздохнула и начала свой интереснейший рассказ.

– Были мы вокально-инструментальным ансамблем, причем талантливым, на Евровидение даже один раз ездили, правда на сцену нас не пустили, но то такое… Все как полагается: Клаус пел, Элайджа на балалайке играл, Кол – на гармошке, а я на гуслях брынчала.

Кол подкинул в костер несколько веточек и закивал.

– Пришел к нам как-то в гримерку мужик с бородой, назвался директором Хогвартса, – продолжила Ребекка, накинув на плечи пуховой платок. – Предложил в Хогвартсе выступить, мол, культурный уровень там прихрамывает. А мы и согласились, денег-то нам немерено отвалили. Эх, знали бы мы, что нам боком эта затея выйдет.

– Это как?

– Шесть концертов дали, публика очень довольна была. Но вот напасть: какая-то сволочь начала на детей нападать. Ну и начали на нас косо глядеть. Я говорила Никлаусу, мол, уезжать надо, но он сказал, что романсы ему дороже безопасности.

И однажды ворвался к нему в гримерку какой-то цыганенок. И орать начал, что знает все, сейчас всех сдаст. А было это в аккурат после того, как одна наркоманка в туалете померла. Вот на нас это дело и повесили, а все потому, что не вовремя мы с концертами подоспели.

Стефан сочувственно повесил голову.

– А Никлаус, дабы нас всех в каземате не заперли, сам во всем и сознался, – подытожил Элайджа. – Так и сказал: «Бегите, родичи, даст Бог, свидимся».

Дин, промокнув футболкой мокрые от слез глаза, всхлипнул.

– Отмотал в СИЗО двенадцать лет, за серийные убийства, – вздохнула Ребекка. – Но не сломался. Песни новые подхватил, а когда вышел, мы «Владимирский централ» даже у мэра

на дне рождения исполняли. И вот опять брата нашего повязали.

– Нехристи богогадские, – выплюнул Кол. – Не мы детишек убивали. Не по-человечьи это.

Не поверить Майклсонам было невозможно. Ясные очи Ребекки смотрели так заискивающе, что Стефан окончательно уверился в том, что Клауса подставили.

– И давно вы здесь? – поинтересовался Стефан, оглядев землянку, белье на веревке и гарцующего вороного коня на поляне.

– Как Клаус в замке осел, так мы сюда и пробрались, – пояснила Ребекка. – Мне бы жениха искать, а то в девках засиделась, а я здесь кукую.

Глаза Дина загорелись, как два маяка.

– Слушайте, барышня, – сказал трудовик. – Брат у меня есть. Вот как для вас рожденный.

– Кто такой? – всполошился Элайджа.

– Повар. Да они с Ребеккой будут как Василиса Прекрасная и Иван-дурак!

– Эка благодать! – обрадовался Кол. – Слыхала, сестрица? Недолго тебе девкой просиживать, косу девичью отращивать!

Вроде все остались довольны, но Стефан все-таки нервничал. Вот Ребекка уже угощает их кисельком да пряниками сусальными, а на душе все равно неспокойно.

– Ну мы пойдем, пожалуй, – сказал библиотекарь, встав на ноги. – Рад был свидеться. Спасибо за информацию…

– И за пряники, – поддакнул Винчестер.

– Куда это путь держать собрались? – Элайджа тоже поднялся с коряги, на которой сидел. – Мы с братцем и сестрицей уж поди пять лет никому концерт не давали.

– Нет, спасибо, – улыбнулся Стефан, попятившись назад.

– Братец, подай-ка гусли и балалайку! – крикнула Ребекка. – Отчего ж не петь, коли душа поет!

– Бежим, – прошептал Дин. – Если они поют, как Клаус, то нашим барабанным перепонкам будет жопа.

Переступив через корягу, путники засеменили в лес.

– Куда бежите, ироды! – заорал Элайджа и, схватив у Кола балалайку, ринулся за ними.

– Держи их! – верещала Ребекка, перепрыгнув через муравейник.

– Песню запевай! – кричал Кол. – Выйду ночью в поле с конем……

– ААААААААААА!!!! – заорали Винчестер и Сальваторе.

Лес казался бесконечным. Извилистые тропы, камни, корни деревьев – как же это мешало бежать. Чувствуя, как из ушей сочится кровь, Дин, как мог, пытался заткнуть уши шишками, но голос Майклсонов был могуч и суров.

– …Ночью в поле звезд благодать… – баритон Кола, казалось, звучал где-то совсем рядом.

– Нет, – судорожно шептал Стефан. – Не надо петь!

– …только мы с конем по полю идем…

– Душу бы продал за спасение! – взвыл Дин.

И как раз вовремя.

В лесной глуши заревел мощный мотор и вдруг, изрядно помяв кусты, из чащи выехала блестящая, а потому неповторимая, Шевроле Импала 1967 года выпуска.