Сверхъестественный дневник сумеречного Хогвартса 4. Последняя битва
Шрифт:
– Эх, хорошо-то как!
Клаус, обмотанный простыней, богемно лежал на лавке и был очень похож на захмелевшего греческого бога, закинутого в парилку. Шерлок жался в углу, так и не сняв плащ, краснел, как вареный бурячок, фыркал и ненавидел всех. Самые отчаянные солдаты, а именно Гарри и Невилл, хлестали безалкогольное пиво и подвывали что-то под трели балалайки.
Не сиделось лишь генералиссимусу.
– Где Убивашка? – в какой-то момент спросил он.
– Там, в тазу заснула, – махнула рукой раскрасневшаяся Кэтрин, натирающая Эдварду волосы репейным
Стерва злорадно улыбнулась и одним махом осушила кружку пива.
Деймон, чуя ягодичной мышцей, что его сейчас опять будет соблазнять эта похотливая баба, накинул китель на простыню и юркнул за дверь.
– Чего это он? – удивился пахан. – Никак трезвый вышел.
– У него послеродовая депресия, – со знанием дела шепнул Клаус.
– Да, – поддержал Стефан, нечаянно пнув Гермиону в горячие угли. – Так переживает.
Профессор Сальваторе поежился от холода в коридоре и, петляя коридорами военной базы, нашел-таки заветный таз, в котором лежала Убивашка и грызла отвертку, кинутую кем-то в ее одеяльце. Откашлявшись и прокрутив в голове пламенные речи, Деймон только открыл рот и, вытянув руки, зашагал к дочери, как заметил, что в полутемной комнате они не одни.
Гриндевальд, вцепившись крючковатыми пальцами в спинку стула, стоял напротив кривенького диванчика и, не моргая, смотрел в стену.
– Гриндевальд Анатольевич, – осторожно позвал Деймон, подумав, что у ученого случился приступ кататонического ступора.
Но ученый молчал. Даже не вздрогнул, словно стена была куда интереснее, чем семейная драма военрука.
– Валюша, – подражая голосу пахана, пискнул Деймон.
Ноль эмоций.
Помахав рукой у самого носа Гриндевальда, Деймон, не зная, что делать, дал тому смачный подсрачник, но особого эффекта не добился. Гриндевальд замер, как памятник на площади.
– Бляха муха, – выругался военрук. – Убивашка, я согрешил….
– Поблядун проклятый, – глухим голосом хриплого священника отозвался Гриндевальд.
Деймон вздрогнул и снова повернулся к нему.
– Старый, хули ты замер?
– Я впал в транс, – пояснил Гриндевальд. – А твой противный голос прервал мой выход в астрал.
Деймон понимающе закивал, но со стороны это выглядело так, будто он общался с безнадежным психом.
– Я знаю, что ты был тогда, в 1863 году, возле «Пушинки». Тебя еще взрывом контузило.
– Откуда ты знаешь? – изумился Деймон.
Гриндевальд загадочно блеснул глазами.
– Открою тебе тайну, Деймон Сальваторе. Я ясновидящий…
– Не гони, старый пень.
– Участник десятой Битвы экстрасенсов…
– Ой, не пизди…
Старый ученый разобиделся.
– Я знаю, что ты совратил несовершеннолетнюю кудрявую девку, знаю, что пытался совратить жену своего брата три года назад, знаю, что в тебя тайно влюблен Джереми Гилберт, знаю, что в августе 44-го ты разобрал немецкий танк на металлолом, а на вырученные деньги купил коня и…
– Хватит! – крикнул Деймон.
Гриндевальд усмехнулся.
– Ты ж медиум! – поразился
– Нет, потому что надышался парами плутония.
– Что ты видишь в моем будущем, мудрейший?
Гриндевальд, оторвав наконец взгляд от стены, поднял свои выпученные глаза на изумленного военрука.
– Жопу вижу. Беспросветную жопу, – изрек Валя. – В которую тебя загонят твоя тупость и эта маленькая будущая уголовница.
Деймон настороженно взглянул на Убивашку и хмыкнул.
– И что означает эта «жопа»?
Гриндевальд, для виду помахав руками и прочитав молитву, взял руки Деймона в свои и, проникновенно взглянув в глаза, потусторонним голосом зашептал:
– Все начнется в сарае….
– Деймон, ёб твою мать! – В комнату ворвался Дин Винчестер, поправляя на ходу сползшую простыню. – Там пахан твою бормотуху выжирает! Ой, а что это у вас за венчание?
Поняв, насколько двусмысленно смотрятся двое мужчин, держащихся за руки и проникновенно глядящих друг на друга, Деймон мигом вырвал ладонь из цепких пальцев медиума и, швырнув в Дина стареньким молотком, рявкнул:
– Етить твою, какого ляда ты врываешься! А вдруг мы здесь голые?
Не оценив сарказма, Дин посинел от ужаса.
– Голубец подкрался незаметно, – только и сказал он. – Бро, ну ладно эта пидарасина из Тайной комнаты, но ты-то…тебя что, Эдик покусал?
Выпроводив туповатого коллегу, Деймон подбежал к Гриндевальду и тряхнул за плечи.
– Что случится в сарае? А, старый? Не молчи, етить твою!
– Закрылся третий глаз, – только и сказал Гриндевальд, снова уставившись в стену. – Иди с Богом, Деймон. А я пойду, плутоний понюхаю.
Самый добрый министр магии сидел в своем кабинете и усердно лепил из пластилина зверушек. Удивляясь, почему жирафик получился больше похожим на фаллический символ, нежели на животное, Люцифер, прикусив язык, возюкал пластилин по столу и напевал себе под нос песенку из какого-то диснеевского мультика.
Кабинет доброго гуру больше напоминал покои принцессы. Нежно-лиловые стены, обклеенные различными гирляндами и бумажными поделками, пушистый ковер, розовые занавесочки в мелкий цветочек. На рабочем столе – старенький компьютер, папки с бумагами и множество фотографий в рамочках из разряда «Синдикат Н.Я.Ш.К.А. – стильно, модно, молодежно».
Когда Люцифер вылепил из желтого пластилина какое-то подобие головы жирафа, в дверь тихонечко постучали.
– Да-да-да, – обрадовался посетителям добрый гуру.
На пороге тут же возникла мадам почтенного возраста, накрашенная, как феечка Винкс в лучшие свои годы, и одетая в нежно-поросячьего цвета лосины, подчеркивающие не то, что надо. Долорес Амбридж (а это была именно она), на закате своих пятидесяти лет, видимо решила поэкспериментировать с сексуальными образами, дабы создать что-то вроде «дерзкой кошечки Долорес», но пока даже пластилиновые фигурки Люцифера выглядели сексуальнее.