Сверхъестественный дневник сумеречного Хогвартса 4. Последняя битва
Шрифт:
– НЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!!
Деймон хрипло рявкнул размытое «нет!» и вскочил на кровати. Но снова рухнул на подушку, ибо голова трещала так, будто на ней кололи дрова. Провел дрожащей рукой по небритой щеке и, простонав что-то про паленую бормотуху, перевернулся на живот.
Наглые лучи солнца проникали в захламленную комнатушку, как ушлые разведчики. Ситцевые занавесочки подрагивали от летнего ветерка, а жизнерадостные до ужаса птички воспевали прелести теплых деньков на ветках яблони. На часах было одиннадцать утра,
Товарищ военрук, простонав птичкам просьбу петь чуть-чуть потише, потянулся к граненому стакану с недопитым содержимым и, отхлебнув, поежился.
Мир снова обрел краски. И породил в голове вопросы.
– Где это я? – прошептал Деймон, медленно опустив ноги на лоскутный коврик, закиданный очистками от воблы.
Неуверенно шагая по коридорчику, на запах жареной картошки, военрук на всякий случай вытащил из потайного кармана трусов заточку.
– Выйду ночью в поле с конем, – пел хриплый голос, раздававшийся явно из кухни (судя по запаху, исходившему из комнаты). – Ночкой темной тихо пойдем…
– Клаус, ёб твою мать! – рявкнул Деймон, едва не выронив заточку.
«Звезда народной эстрады», одетый в сатиновые труселя и фартук, плясал у плиты и, елозя ложкой по сковородке, напевал гимн Хогвартса. Завидев коллегу, Клаус, на лице которого тоже красовались следы недавнего застолья, улыбнулся во все свои золотые коронки.
– Картоху будешь?
– Картоху буду, – кивнул Деймон и сел за стол.
Поставив на стол чугунную сковороду, полную жареной картошки, Клаус достал из ящика вилки.
– Помидорку возьми в холодильнике. И хлеба отломай.
Выставив бутыль бормотухи и два стакана, Клаус сел на табуретку и, откупорив бутылку, жадно принюхался.
– Эх, хороша, зараза.
– Мы же не похмеляемся, – напомнил Деймон.
– Мы в отпуске. Нам можно.
– Звучит как тост.
Занюхав обжигающее пойло помидором, генералиссимус наколол на вилку картошку.
– А где это мы? – поинтересовался он.
– Как это где? У меня на даче. В Новом Орлеане.
– А Катерина где? – тут же спросил Деймон.
– Эко тебя вчера торкнуло, – покачал головой Клаус. – Мы ж ее на поезд неделю назад посадили.
– На какой поезд?
– «Лондон-Бердянск».
– Нахрена?
– Ей же Люцифер путевку в санаторий презентовал.
Деймон плеснул себе еще бормотухи.
– Как загадочен этот мир, – философски заметил он, силясь припомнить хоть что-нибудь. – С нами же кто-то третий был. Или нет?
Клаус щедро выдавил кетчупа на тарелку и кивнул.
– Ну да, еще Северус был. Но он за грибами в лес пошел и его уже пятый день никто не видел.
– Может, его поискать?
– Не, – отмахнулся Клаус. – Лесного Потрошителя уже посадили. Вроде бы.
– Раз посадили, какого у тебя ружье на стене висит? – нахмурился военрук.
– Так пригород же. Воруют здесь, – пояснил Клаус.
– Кто ворует?
– Я ворую.
Стаканы звякнули.
–
Деймон, вытерев руки о гардину, потянулся к доброй стопке писем. Отложив письма от некой Кэролайн, которых было целых девять штук, генералиссимус нашарил-таки письмецо и себе.
Анонимное.
Распечатав конверт, а вернее изрезав его заточкой, Деймон, к своему ужасу, узнал почерк.
Здрасьте, разлюбезный мой профессор Сальваторе,
Пишу Вам из деревни, в которой провожу каникулы. Давеча месила компост и вспомнила о Вас, поэтому выпросила у бабули ручку и бумажку и решила написать письмецо.
Здесь, в деревне, почти так же жарко, как в ту ночь в салоне машины трудовика. Особенно в полдень, когда солнце греет голову настолько, что волосы пахнут чем-то паленым. Вспоминаю Вас часто, особенно когда корова пинает меня в грязь, сразу вспоминаю, как мы бороздили море и Вы выбрасывали меня за борт. Сука Вы.
Разговор в электричке не заладился, потому что Вы тупили, как дятел. Отказали мне почему-то. Ну и хрен с Вами, куда Вы, товарищ военрук, денетесь-то? Я девушка видная, настойчивая, к выпускному думаю Вас под венец затащить. Если Вы, конечно, не против. А если против, то всем насрать.
Да-да, профессор, на то я и стерва, что поступки мои ужасны и страшны. Надеюсь, в грядущем учебном году мы с Вами неоднократно потревожим машину трудовика свиданиями, в противном случае я наябедничаю на Вас пахану, мол, Вы – педофил проклятый. Считайте, это месть за то, что все время сбрасывали меня за борт.
Жду скорейшего ответа,
Ваша стерва.
P.S. С наступающим днем ВДВ.
– Кто пишет? – поинтересовался Клаус, грызя огурец.
– Пидор какой-то, – ответил Деймон, скомкав письмо.
– Эдик?
– Другой пидор. Но мысль ты уловил.
Завтрак медленно перетек в обед, а затем и в ужин. Опять.
На Тисовой улице было тихо. Местный сумасшедший по имени Вернон Дурсль разглядывал в подзорную трубу пустынную улицу, словно кого-то поджидая. Пузо этого дядьки свесилось на самый пол, при том, что стоял он на коленях перед окном, а сарделькообразные пальцы щупали трубу беспокойно, как в преддверии нервного помешательства.
Все началось с того, что племянник Дурсля, Гарри, вернулся из школы в военной форме и заявил, что за ним придет армия.
Для Вернона и его жены было достаточным наличие у Гарри мутного крестного, у которого тот проводил каждый август, а армия, причем весьма серьезная, пугала их куда больше Сириуса Блэка, прослывшего уголовником, наркоманом, моральным уродом и психически нездоровым.
В комнате племянника висел портрет мужика в военной форме, подписанный как «Товарищ генералиссимус Сальваторе». По дому то и дело летали гранаты и штык-ножи. Вся лужайка была перерыта окопами. Гарри Поттер явно готовился к атаке.