Сверхновая американская фантастика, 1997 № 01-02
Шрифт:
— А как же мои трое дочерей? — вскричал Тенорио.
— Они осмелились вмешаться в судьбу, — отвечала Ультима.
— Пусть пеняют на себя… — Она взяла меня за руку, и мы вышли на улицу. Удушливая пыль была столь густой, что заслоняла небо. Я привык к пыльным бурям ранней весны, но эта, посреди лета, была неестественной. Стонал и завывал ветер, и в центре небес солнце стояло кроваво-красной точкой. Одну руку я поднес к глазам, а другой крепко держался за Ультиму, пока мы пробивались сквозь ветер.
Я думал о злодее Тенорио, и о том, как Ультима заставила его
— Тенорио! — закричала Ультима мне в ухо. — Спешит домой предупредить дочек.
— Остерегайся его коня, — добавила она, — его обучили топ тать насмерть… — Я понял, как близок был к увечью или гибели.
Когда мы подходили к дому дедушки, в буре наметилась передышка. Небо вокруг оставалось черным, но тучи несколько рассеялись. Женщины, уже собравшиеся в доме оплакивать дядю Лукаса, воспользовались случаем, чтобы, закрыв лицо шалями, разойтись по домам, прежде чем дьявольская буря разразится снова. Было очень странно видеть женщин в черном уходящими из дома, наружу, в ревущую бурю. Словно сама смерть спешило прочь, оставляя тело.
Мы вошли в дом. Дверь за нами захлопнулась. Во мраке нас встретил дед.
— Я уже стал волноваться, — сказал он.
— Все готово? — спросила Ультима.
— Как ты велела, — ответил он и провел нас сквозь темные тихие комнаты дома. Мигающая лампа, которую он на отбрасывала наши пляшущие тени на гладкую, чистую поверхность глиняных стен. Никогда не был дом столь тихим и пустым, как сегодня. Всегда были в нем мои дяди, тети и племянники. Теперь он был словно немая гробница.
Наконец мы добрались до маленькой комнатки. Дед встал в дверях и поманил нас. Мы вошли. Земляной пол, сбрызнутый водой, стены — из гладких саманных кирпичей. Но чистый дух земли не мог заглушить сильного запаха смерти, наполнявшего комнату. Деревянная кровать несла на себе сморщенное тело умиравшего дяди Лукаса. Он был обернут в белое, и я подумал, что он уже мертв. Казалось, он не дышал. Глаза его были как две черные впадины, а тонкий пергамент желтой кожи обтянул костлявое лицо, словно сухая бумага.
Ультима подошла к нему и коснулась лба.
— Лукас, — прошептала она. Ответа не было.
— Он лежит так уже не первую неделю, — сказал дед, — безнадежен. — В глазах его стояли слезы.
— Пока есть жизнь, есть и надежда, — кивнула Ультима.
— Так, — согласился дед. Он распрямил плечи. — Я принес все, что ты просила, — он кивнул на небольшую печку и поленницу дров. На стуле, рядом с печкой, было сложено чистое белье, а на полке — вода, атоле, сахар, молоко, керосин и прочее.
— Мужчин предупредили насчет зверей, плакальщиц отослали по домам. Я буду ждать за стенкой, и если вам понадобится что-либо, я тут…
— Никому не вмешиваться, — сказала Ультима. Она
— Понимаю, — сказал дед. — Жизнь его в твоих руках. — Он повернулся и вышел, затворив за собой дверь.
— Антонио, разожги огонь, — приказала Ультима. Она засветила керосиновую лампу, пока я разводил огонь. Затем зажгла ароматные куренья. Потрескивал огонь, разнося очистительный запах, и комната перестала казаться столь уж похожей на гробницу. Снаружи завывала буря, и опустилась черная ночь.
Мы согрели воды в большом тазу, и Ультима обмыла дядю. Он был младшим среди других, и я всегда помнил его полным жизни и дерзости. Теперь тело его было всего лишь скелетом, обтянутым сухой кожей, а в лице читалась боль заклятия. Сначала от его вида меня замутило, но, помогая Ультиме, я забыл об этом и набрался храбрости.
— Он выживет? — спросил я, пока она завертывала его в свежие простыни.
— Его оставили так слишком надолго, — сказала она. — То будет нелегкая битва…
— Но отчего не позвали тебя раньше? — спросил я.
— Церковь не позволяла твоему деду обратиться ко мне. Церковь боялась, что… — Она не кончила фразу, но я знал, что она имела в виду.
Священник в Эль Пуэрто не хотел, чтобы люди слишком доверялись власти целительницы. Он хотел, чтобы милосердие и вера церкви были единственными путеводными огнями для жителей деревни.
Окажется ли волшебство Ультимы сильнее сил всех святых и Святой Матери Церкви? Я не знал.
Ультима приготовила свое первое лекарство. Она смешала керосин с водой и осторожно подогрела миску на огне. Взяв множество трав и кореньев из черной сумки, она бросила их в теплую, маслянистую воду. Помешивая отвар, она что-то бормотала. Я не улавливал всего, но слышал: «Заклятие Трементина обратится вспять и падет на них самих… Испытаем юную кровь Луна против старой крови былого…»
Закончив, она остудила снадобье, затем с моей помощью мы подняли дядю и заставили проглотить лекарство. Он застонал от боли, забился в судорогах, словно хотел извергнуть снадобье. Было радостно видеть в нем знаки жизни, но трудно заставить его удержать лекарство.
— Пей, Лукас, — убеждала она его, а когда он стиснул зубы, она разжала их и заставила его выпить зелье Болезненный вой заполнил комнату. Он был ужасным, но в конце концов нам удалось влить лекарство до конца. Потом Ультима накрыла его, потому что он начал потеть и дрожать одновременно. В глазах стояла тоска, как у загнанного зверя. Наконец веки опустились, и усталость погрузила его в сон.
— Так, — сказала Ультима, — мы начали наше исцеление. — Она обернулась, поглядела на меня, и я увидел, насколько она устала. — Ты голоден? — улыбнулась она.
— Нет, — ответил я. Хотя я не ел с утра, происшедшие события заставили меня позабыть о еде.
— И все же нам лучше поесть, — сказала она, — это может оказаться последней трапезой на несколько дней вперед. Они взяли свежесрезанные волосы, заклятье очень сильное, а сил у него уже немного. Разложи-ка там одеяла и устраивайся на ночь, пока я сготовлю нам немного атоле.