Сверху и снизу
Шрифт:
Машина М. выезжает на улицу, и я думаю, с чего начать. Пожалуй, лучше всего с кабинета. Оглядевшись, я вижу над письменным столом абордажную саблю времен Второй мировой войны, принадлежавшую отцу М., — ее лезвие все еще острое и готово к бою. Я осматриваю письменный стол и книжные шкафы, но ничего не нахожу. В ящичке возле видеомагнитофона обнаруживаю коллекцию порнографических видеофильмов и стопку грязных журнальчиков — в общем, ничего интересного. В комнатах для гостей и бельевых шкафах тоже никаких улик.
В спальне, в прикроватной тумбочке, я нахожу коллекцию сексуальных принадлежностей — вибраторы, кольца для пениса, массажные масла, зажимы для
Меня вдруг начинает тошнить — все выпитое прошлой ночью просится наружу. Я закрываю глаза и вижу Фрэнни во время похорон, через пять дней после того, как нашли ее тело. В кино родственников привозят для опознания в морг, где долго водят по каким-то серым коридорам, но в реальной жизни все по-другому. В случае убийства родственникам не позволяют видеть тело до тех пор, пока его не выдают для похорон.
Что же касается точных обстоятельств смерти, о которых в кино известно абсолютно всем, то я узнала о них лишь через два месяца. Вначале мне сообщили только то, что произошло убийство и причину смерти невозможно определить. Коронер, эксперты, детективы — все в один голос говорили, что на этой стадии разглашение более подробной информации помешает расследованию. Управляющая домом, где Фрэнни снимала квартиру — пожилая женщина, обнаружившая тело через две недели после убийства, — тоже ничем не могла помочь. Тогда ее стошнило, и она поспешно отвернулась; единственное, что удержалось в ее памяти, — это ужасный запах и полчища мух. Я знаю, как выглядела Фрэнни, потому что бывала на вскрытиях. Ее язык, губы, пальцы рук и ног высохли и почернели; на вздувшемся теле высохшая кровь, в ранах копошатся черви, и везде летают тучи жирных мясных мух. Эти насекомые слетаются на запах смерти, ухитряясь проникнуть даже в закрытое помещение, чтобы попировать на трупе.
Через два месяца, когда расследование зашло в тупик, мне сообщили детали, так что теперь я мысленно представляю себе тело Фрэнни так точно, словно сама там побывала. Я вижу, как она лежит на полу с кляпом во рту, следы ран на ее обнаженном теле напоминают резьбу по дереву, ноги и руки связаны, а рот заклеен изоляционной лентой.
Сев на кровать, я кладу себе на колени наручники и изоленту. На кровати разложено содержимое коробки: хлысты, веревки, кандалы, цепи. Коллекция убеждает меня в том, что я на правильном пути, и одновременно приносит разочарование. Я не нашла ни бритвенных лезвий, ни ножей, ни фотографий связанных женщин, тела которых были бы разукрашены ножом М.; не нашлось также ни одной фотографии Фрэнни. Короче, никаких улик. Конечно, я покажу полицейским изоленту, но за тот год, что они безуспешно ловят убийцу Фрэнни, я успела в них разувериться. Я прямо-таки слышу, как мне говорят, что изоленту можно без проблем купить в любом хозяйственном магазине.
Внезапно
Я вздрагиваю, моя рука, держащая хлыст, застывает в воздухе. В передней слышны приглушенные, но явственно различимые шаги, и тут мое тело само, без всяких размышлений, начинает реагировать на угрозу. Я спрыгиваю с кровати и начинаю забрасывать в пластмассовую коробку все эти хлысты и цепи.
— Нора! — зовет М. Он уже в коридоре.
Схватив с пола наручники, я швыряю их в коробку. Где же изоляционная лента? Я ее не вижу.
— Нора! Вы еще здесь?
Я закрываю крышку, отношу ящик в гардеробную и ставлю его обратно на полку. Складной стул. Я складываю его и засовываю за стопку одежды. Делая вид, что ничего не случилось, я стою в дверях гардеробной и беспечно озираюсь по сторонам. Коробка стоит на месте, складной стул спрятан за пальто и куртками. Я тянусь к выключателю и тут чувствую на своей шее чью-то холодную руку. Я вскрикиваю от неожиданности.
— Вы разве не слышали, как я вас звал? — спрашивает М. Я отрицательно качаю головой.
Он вопросительно смотрит на меня.
— Ваш халат, — путаясь в словах, отвечаю я, довольная тем, что догадалась его надеть. — Было холодно.
— Я забыл свое пальто. — М. заходит в гардеробную и снимает с крючка коричневую куртку. Складной стул по-прежнему не заметен. Я возвращаюсь в спальню и озираюсь по сторонам в поисках ленты. Я замечаю ее на полу возле бюро и стремглав мчусь туда, чтобы ее поднять.
— Я вижу, вы нашли мое снаряжение, — выйдя из гардеробной, говорит М.
— Что? — выпрямившись, спрашиваю я и прячу ленту за спину.
Подойдя к постели, он поднимает черный хлыст, который я в спешке оставила здесь, — рукоятка его торчит из-под одеяла. Подойдя ко мне, М. вкладывает хлыст мне в руку.
— Положите его туда, где нашли, — говорит он. — Вы поняли? — В его голосе, тихом и сдержанном, явственно звучат повелительные нотки.
Не глядя на него, я молча киваю. Атмосфера продолжает накаляться.
— Вот и хорошо, — говорит он. — Уверен, что мне еще представится случай его снова применить.
С этими словами он покидает комнату.
Глава 12
Придя домой, я сразу звоню в полицию. В руках у меня изоляционная лента, которую я украла у М. Мне говорят, что детектива Джо Харриса, который ведет дело Фрэнни, сейчас нет на месте. Я называю себя и, пообещав позвонить позже, вешаю трубку.
На кухонном столе лежит номер «Сакраменто би». Раскрыв его на разделе «В городе», я читаю про двух молодых людей, устроивших ссору на баскетбольной площадке на Т-стрит. Один из спорщиков подошел к своей машине, вытащил пистолет, вернулся и пять раз выстрелил в оппонента. Неотразимый аргумент. Я вырезаю статью и кладу ее в папку под названием «Смерть и насилие — Сакраменто». За прошедший год эта папка сильно распухла. Хорошо, что я живу не в Сакраменто, но ведь и Фрэнни жила в Дэвисе, однако это ее не спасло.
Я снова звоню в полицию. Ровным, скучающим голосом дежурная сообщает мне, что детектива Харриса не будет на месте еще час. Чтобы как-то занять себя, я записываю последний разговор с М., включая его воспоминания о Фрэнни в хлеву, потом принимаю душ. Но хотя теперь мое тело чисто, никакое мыло не в состоянии отмыть мое сознание. Больше всего меня беспокоит моя неожиданная реакция. То, что я знаю об М., никак с этим не совмещается: вместо отвращения я испытала только возбуждение. Секс с ним действительно был очень хорош. Выходит, мои собственные эмоции предали меня.