Свет – это мы

Matthew Quick

We Are the Light

This edition is published by arrangement with Sterling Lord Literistic, Inc. and The Van Lear Agency LLC.

Copyright © 2022 by Matthew Quick

Дорогой Карл!

Прежде всего я хотел бы извиниться за то, что попытался прийти в Ваш кабинет даже после получения мной извещения, что Ваша практика закрыта и,

следовательно, Вы больше не можете работать моим – или чьим угодно еще – психоаналитиком.

Я осознаю, что Ваш кабинет соединен с Вашим домом, и поскольку практика закрыта, вероятно, он стал теперь просто частью дома, и таким образом для меня недоступен. Я действовал механически. Каждую пятницу, ровно в семь вечера, на протяжении почти четырнадцати месяцев. Такую привычку сложно бросить. И Личность продолжала говорить мне: «Иди. Карл нуждается в тебе» – что поначалу приводило меня в замешательство, потому что я анализируемый, а Вы – аналитик, то есть это мне положено нуждаться в Вас, а не наоборот. Но Вы всегда говорили мне, что к Личности надо прислушиваться и что цель психоанализа – индивидуация Личности и познание Самости до степени идентификации с ней. Так вот, моя Личность требует отношений с Вами. Она все время твердит, что Вам нужна моя помощь. К тому же Дарси сказала, что я должен продолжать терапию. И вообще, я просто сам хотел пойти. Мне очень не хватает нашего еженедельного двухчасового «психоаналитического ящика». Пятничным вечером.

Справляться без наших встреч было непросто, особенно в первое время. Многие предлагали мне найти Вам замену, но я всем отвечал, что дождусь Карла. Должен признаться, я не знал тогда, что ждать придется так долго. Но не огорчайтесь. Меньше всего мне хотелось бы Вас в чем-то упрекать, особенно в свете того, через что всем нам пришлось пройти, вместе и по отдельности. Я просто пытаюсь объяснить. Вы же всегда говорили, что я ничего не должен от Вас скрывать.

Я тоже оказался не в состоянии вернуться к своей работе после трагедии. Я пробовал, несколько раз, но не смог даже выйти из машины. Так и сидел на преподавательской стоянке, глядя на школьников, входящих в здание. Некоторые из них озабоченно оглядывались на меня, а я не мог понять, чего мне хотелось больше – помощи или стать невидимым. Очень странное ощущение. У Вас такое бывало? Я цеплялся за руль с такой силой, что белели костяшки.

Потом Исайя – мой начальник, друг и директор старшей школы в Мажестике, если Вы вдруг забыли, – выходил и садился рядом со мной, на правое сиденье. Он клал руку мне на плечо и говорил, что я уже и так помог многим детям и что для меня настало время помочь самому себе. Он также часто заходит ко мне домой. Он очень верующий, и поэтому говорит мне: «Лукас, ты – один из лучших людей, каких я встречал, и я совершенно уверен, что у Господа есть в отношении тебя план». Иногда он и его жена Бесс готовят для меня на моей же кухне, что очень мило с их стороны. Они и все продукты приносят сами. Бесс обычно приговаривает: «Лукас, тебе надо больше есть. Ты совсем исхудал». Это правда. Исайя мне очень хороший друг. Добрый. Бесс – удивительная женщина. Но Дарс – Вы ведь помните, что я иногда называю так мою Дарси, опуская последнюю гласную, – говорит, что я не могу никому рассказывать о ее превращении, так что мне сложно сдерживаться, кивать и держать язык за зубами всякий раз, когда Исайя и Бесс рассказывают мне о Господнем плане, что для них выглядит, будто я с ними соглашаюсь – в то время, как на самом деле я скрываю от них огромный секрет.

Я несколько раз бывал в их церкви воскресным утром, еще в январе – посещал то, что Исайя называет «молением». Интересно, что я был там единственным белым. Я люблю слушать, как поют госпел. Когда я пришел в первый раз, пастор в пурпурно-золотых одеяниях вызвал меня к алтарю, положил руки мне на голову и громко прочел молитву. Потом он призвал всех прихожан подойти, возложить на меня руки и тоже помолиться. Никогда в жизни меня не касалось одновременно столько рук. Я понимаю, что с их стороны это было проявлением расположения, но меня почему-то непрерывно трясло, даже после того, как молитвы закончились и все снова запели, очень возвышенно. Я даже боялся, не случились ли со мной судороги.

Я стал посещать воскресные службы, но через несколько недель никто уже больше не молился за меня, и у меня появилось ощущение, будто я мешаю чему-то – что я чужой там. Когда я рассказал об этом Исайе, он сказал: «В доме Божьем чужаков не бывает». Очень мило, но Дарси сказала, что мне не

стоит злоупотреблять гостеприимством, и поэтому я перестал ходить в церковь, хотя мне это и нравилось, и даже, возможно, было нужно тогда. Может быть, ближе к концу года, к Рождеству, попробую снова, если Исайя все еще будет меня звать. Дарси говорит, что так, наверное, будет нормально.

В прошлом декабре я посетил семнадцать из восемнадцати похорон. В смысле, по крайней мере побывал на них. Похоронные бюро постарались устроить так, чтобы никакие две службы не перекрывались по времени, потому что так решили скорбящие. Но некоторые все равно частично наложились друг на друга, в основном потому, что все хотели успеть с похоронами до Рождества. Я бы пришел и на все восемнадцать, но полицейские отказались пускать меня к Джейкобу Хансену. И позвольте мне сказать, что церемония для Вашей Леандры – на которой я пробыл от начала и до конца – была самой лучшей из всех. Мне очень понравилось, как Вы внесли в нее личную ноту, отказавшись от традиционной формы. Я и понятия не имел, что Ваша жена была виолончелисткой, пока Вы не показали тот ролик с ней, снятый в Вашей гостиной за день до трагедии. Я осознал тогда, насколько односторонним может быть психоанализ – Вы о моей Дарси знали почти все, а я в то же время не догадывался, кем Леандра была по профессии. Теперь я даже не уверен, знал ли до трагедии, как ее звали, что удивительно, поскольку мы часто встречали вас обоих в кинотеатре и всегда обменивались улыбками и махали руками – с уважительного, не вторгающегося в личные границы расстояния.

Я также восхищаюсь тем, что Вы провели похороны самостоятельно, без помощи священника или раввина. Я вовсе не уверен, что смог бы сделать то же самое, даже учитывая, что похороны Дарси были инсценировкой, а ее гроб явным образом остался пустым.

Если Вы вдруг переживаете, что пропустили похороны Дарси, – не стоит. Как я уже упомянул, они были не настоящие. Кроме того, я уверен, что Ваше отсутствие не заметил никто, кроме меня самого.

Так вот, что касается того ролика, который Вы показали на похоронах своей жены, – вы наверняка помните, какой именно: Леандра репетировала соло, которое собиралась исполнить на рождественском концерте, и выбор песни, которую она играла, породил во мне уверенность, что я обязан рассказать Вам о своем божественном опыте. Я расценил его как знак. Как доказательство, что Вы и я соединены теперь и что я все еще в своем уме.

Как Вы помните, песня была «Ангелы, к нам весть дошла». Я был поражен, как такая хрупкая женщина справлялась с таким громоздким инструментом. И восхищен небесными звуками, которые она умелыми движениями смычка извлекала из него. Смотреть, как Леандра играет на собственных похоронах, было сродни чуду, так что я едва удержался, чтобы не вскочить с места и не побежать к алтарю. Будто Господь самолично спустился с небес и повелел мне объявить Вам чудную весть о произошедшей катастрофе – странно, потому что я вовсе не верующий. Я даже не уверен, существует ли Бог вообще.

Я, конечно же, не побежал к алтарю, а остался послушно сидеть. Мелодия в исполнении Леандры вертелась и вертелась у меня в голове, наполняя меня восторгом. Тело мое продолжало находиться на скамье, а вот душа – Личность, если хотите, – парила где-то в вышине, восхищаясь утренним светом, струившимся сквозь витражи, изображавшие святых.

Дальше я ничего не помню до тех пор, пока не обнаружил себя в толпе собравшихся у открытой могилы Леандры. Джилл, лучшая подруга Дарси, держала меня за руку. Когда моя душа скользнула обратно в мое тело, на носу у меня были темные очки. Вы в этот момент безудержно рыдали, положив руку на белый гроб Вашей жены. Ваш черный костюм, словно тяжелые доспехи, тянул вас к земле – Вы сгорбились, как старик, выглядели на девяносто восемь вместо своих семидесяти восьми. Вам никак не удавалось восстановить дыхание, и потому Вы не могли ничего сказать, а тем более объявить прощание завершенным. Никто не знал, что делать, потому что среди нас не было священника или раввина, который бы взял течение событий в свои руки, а Вы не принимали помощи ни от кого из собравшихся. Вы махали на людей руками и даже иногда буквально отталкивали их от себя. Потом Вы начали повторять: «Церемония окончена. Идите домой. Оставьте меня в покое». Все неуверенно переминались, но наконец Робин Уизерс – городская библиотекарша, чей муж Стив тоже погиб, – коснулась гроба, перекрестилась, поцеловала Вас в щеку и с достоинством удалилась. Это Вас, казалось, немного успокоило. Тогда все последовали ее примеру, включая меня и Джилл – мы были последними.