Свет и тени Турции
Шрифт:
Однажды бедная вдова, служившая уборщицей в посольстве одного социалистического государства и имевшая на своем иждивении старика отца, обратилась за советом к старцу. Ее отец потребовал, чтобы она переменила место работы, поскольку на старом месте ее душе грозила опасность. Она долго убеждала его, говорила, что получает приличную зарплату, что ее помощница в отпуске и в учреждении остались одни мужчины — не будут же они сами убирать. Но ничто не помогало: отец настаивал на своем.
Старец задумался и посоветовал ей пока не отказываться от работы. На следующий день он торжественно возвестил:
— Мы с друзьями обдумали все и решили, что будет
Обе стороны были довольны мудрым решением.
«Аркадаш» — по-турецки значит «приятель», «друг», «товарищ». В деревнях, небольших городках и на окраинах крупных городов часто можно увидеть группки аркадашей, людей пожилого, а то и весьма преклонного возраста, мирно беседующих на порогах домов или на скамейках улиц. На седых головах — круглые глубокие шапочки без козырьков. Отсутствие козырьков объясняется тем, что во время молитвы голова должна быть накрыта, а лоб открыт, чтобы пальцы могли к нему свободно прикасаться. Эти шапочки, между прочим, напоминают запрещенные Ататюрком фески. Те, кто по распоряжению Кемаля перешел на фуражки, нашли выход из положения: во время молитвы они поворачивают козырьки назад. Вид людей, которые молятся, стоя на коленях, в фуражках с козырьками, повернутыми на затылок, для непривычного глаза по меньшей мере странен.
Исчезли фески, стала иной одежда, но душевный склад, психика людей мало изменились. Сейчас, как и прежде, многое решают старцы — консервативная, реакционная сила, поддерживающая обычаи и традиции, мешающая всему новому, прогрессивному.
Около стариков бродят или дремлют на солнце кошки — любимые животные Мухаммеда, зализывавшие его раны. Их полно в городах и деревнях. Многие не имеют хозяев, но выглядят сытыми, гладкими, холеными. Кошки охотятся на птиц и мелких животных. Они ловко и быстро лазают по деревьям, разрушают птичьи гнезда.
Рассказ шейха. По моим наблюдениям, Ислам сильнее, чем христианство, вошел в плоть и кровь своих приверженцев. Мусульманство, проникающее во все стороны жизни как общественной, так и личной, можно сравнить, пожалуй, лишь с наиболее консервативным, догматическим вариантом христианства — католицизмом. Религиозный фанатизм, приверженность к старым, возникшим много столетий назад традициям тормозят развитие общества. Борьба с этим представляет неимоверные трудности.
Однажды один мой знакомый художник спросил меня:
— Я вам не говорил, что я шейх?
— Нет. А что вам это дает?
— Объяснить это не просто. Вы знаете Коран и сунну?
— Кое-что читал, но представляю смутно.
— Сейчас расскажу. Все мусульмане сходятся на том, что Аллах — единственный бог, а Мухаммед — единственный пророк. По всем остальным вопросам за тринадцать веков существования ислама возникли разногласия. Грубо говоря, все мусульмане разделились на два течения. Одновременно возникли бесчисленные секты. У нас в Турции преобладают сунниты. Кроме имамов, официальных руководителей религиозных общин, в некоторых районах существуют главы сект — шейхи, духовная власть которых наследуется старшими сыновьями. Вот я и унаследовал после своего отца функции шейха одной из сект, находящейся на побережье Черного моря. Хорошо хоть, что у меня нет сына и что на мне кончится эта средневековая традиция.
— Простите, я не понял, что в этом, собственно говоря, плохого?
— Среди
«Сын, я знаю, что ты шейх, а я лишь женщина, хоть и твоя мать. Я не могу омрачить свою душу грехом гордыни и сесть рядом с шейхом. Аллах не простил бы такого греха. А я хочу быть с тобой вместе в раю». Видите, я не смог ни в чем убедить свою мать. Что же говорить о других?
Рассказ шейха взволновал меня.
– Скажите, шейх — фигура мистическая или он обладает какой-то властью?
– О да, и еще какой! Достаточно намека — и его приверженцы мгновенно, не задумываясь, покорно и слепо выполнят все, что он пожелает. Религиозные фанатики не боятся даже смерти.
— Эту власть ведь можно использовать для благих дел. Можно заставить верующих служить обществу, например строить дороги, школы и прочее.
— Что вы! Традиция этого не позволяет. Подобного шейха обвинили бы в святотатстве, в сговоре с дьяволом. Все не так просто. Здесь нужны время и терпение.
— Разве вы не верите в прогресс?
— Верю, но темпы его могут быть разными. Вы, например, мчитесь в автомобиле, а мы едем на осле, который даже верблюдам в караване навязывает свою скорость передвижения.
— Но мы не договорили насчет должности шейха. Вы не оставите наследника. Значит ли это, что они изберут новую династию?
– Нет, на мне все кончится. Они не найдут семьи, овеянной таким же ореолом святости. К тому же имамы не допустят избрания нового шейха. Зачем им конкуренты? Никто не любит делиться властью.
Женщина и ислам. Воспитанные на Коране и сунне мусульманские женщины не ведут широкой борьбы за равные права с мужчинами. Некоторые из них добились равноправия тяжелым трудом или упорной учебой, другие чувствуют себя равноправными членами общества благодаря общественному положению мужей или близких родственников. Эти женщины выступают, хотя и робко, несмело, за подлинные, а не только за формальные права женщин. Они занимаются благотворительностью, заботятся о сиротах, ведут курсы домоводства. Но против фанатизма и отсталости они бороться не в силах, тем более что в этом случае им грозит обвинение в сочувствии коммунизму.
Вряд ли встретишь в деревне женщину, которая осмелилась бы голосовать не за тех же кандидатов, что и ее муж. Известны случаи, когда отцы стреляли в своих сыновей, нарушивших семейную дисциплину и голосовавших не за ту партию, за которую им велел голосовать глава семьи. А что было бы, если бы подобное непослушание исходило от женщины?!
Как уже отмечалось, чадру сейчас можно увидеть только в глухой провинции. В больших городах это редкость. В селениях, где женщины были вынуждены отказаться от чадры, они прикрывают головы и лица большими шалями.