Свет любви
Шрифт:
Элиза лежала тихо, не сводя с него глаз, наблюдая, как омрачилось его лицо. Она кусала нижнюю губу, едва осмеливаясь дышать, молясь о том, чтобы его слова оказались правдой. Затем она вспомнила о собственной позе и взбесилась от мысли, что пала так низко, позволила совладать с собой мужчине, которого с радостью сварила бы живьем.
— Пусти!
— Не теперь, герцогиня.
— Нет!
Она закричала, но ничего не смогла поделать, когда рыцарь схватился за ворот рубашки и разорвал ее по всей длине. Ощущение свободы не принесло ей радости. Все, что ей удалось сделать, — обнажиться еще сильнее,
А затем с ужасом она почувствовала на себе его руки, уверенные и быстрые.
Широкая, мозолистая ладонь скользнула по ее груди, касаясь подмышек. Он лег на бок, ладонь уверенно прошлась по ее животу и бедрам, потом опустилась ниже.
— Нет! — Элиза забилась сильнее, чувствуя его пальцы на нежной и теплой коже бедер. Она пыталась высвободиться из его рук, извивалась, лягалась, но он предупреждал каждое ее движение, успев поставить колено между ее ногами и продолжая ощупывать пальцами ее бедра, пока не достиг золотистого треугольника в их слиянии.
Элиза закричала от бессильной ярости. Она чувствовала, как ее касаются там, где еще никогда не касались, и эта дерзость была незабываемой. Собственная беспомощность казалась невыносимой. Она не могла высвободить руки, не могла воспользоваться силой бедер, и ей оставалось только позволить его глазам и рукам достигать всюду, куда они хотели. Она закрыла глаза и задрожала. Еще никого она не чувствовала так остро, как этого человека: вес его мускулистых ног, бесстрастное прикосновение, краткий, но решительный обыск. «Да поможет мне Господь убить этого человека!» — молча взмолилась она. Но сейчас эти слова мало что могли изменить.
Затем, так же уверенно, как сжимал ее, он отстранился и легким движением поднялся на ноги. Она услышала, как он прошел в угол комнаты. Дрожь потрясения и ярость не покидали Элизу. Она медленно открыла глаза и увидела, что он стоит над ней с одеялом в руках. Брайан небрежно накрыл ее одеялом.
— Когда-нибудь я убью тебя за это, — сказала она, глядя Брайану прямо в глаза и натягивая одеяло до подбородка.
Он пожал плечами.
— Готов поклясться, герцогиня, ты попытаешься сделать это как можно скорее. Воров часто вешают и за менее серьезные преступления. Если суд решит проявить к тебе милосердие, как к женщине, тебя заключат в тюрьму.
Он повернулся к ней спиной и вернулся к очагу, сел на скамью и протянул к огню руки.
Элиза поняла, что он мгновенно потерял к ней интерес, как к сломанной, ненужной вещи. Ее раздели, обыскали и отбросили прочь. Будь у нее кинжал, она не стала бы задумываться о последствиях, лишь бы хоть раз достать этого человека и пустить ему кровь.
Пока она лежала, оправляясь от потрясения, он поднялся и, не замечая ее, склонился над сундуком, что-то отыскивая в нем.
Очевидно, хижину часто посещали. Элиза видела, как Брайан достал из сундука большую тыквенную бутыль и что-то завернутое в кусок кожи. По-прежнему не обращая на нее внимания, он сел на скамью и сделал большой глоток из бутыли.
Элиза прикусила губу и взглянула на дверь с такой яростной тоской, что Брайан, должно быть, почувствовал ее мысль и обернулся. Элиза вскочила, когда он заговорил, с ненавистью уставилась на него.
— Не пытайся бежать, герцогиня. Я решил предать тебя
— Так ты решил предать меня суду? — переспросила Элиза, вновь борясь со слезами. — И потому ты схватил меня, раздел и… обыскал?
Она изо всех сил старалась не разрыдаться, но обида сдавливала горло. Глаза увлажнились, заблестев, как идеально граненые камни. Она не ждала сочувствия, но видела, что задела какую-то струну в душе черного рыцаря.
— Миледи, — негромко ответил он, и в его тоне не слышалось той насмешки, с какой Брайан называл Элизу «герцогиней», — этой ночью я многое повидал. Я видел оскверненный и обобранный труп монарха, я видел давних и верных друзей в лужах их собственной крови, глядящих на меня незрячими глазами. Я видел, как ты смотрела на меня — со злобой и ненавистью, с острым желанием избавиться от меня. Я слышал, как ты заявляла, что невиновна, что ты герцогиня Монтуанская, что ты молилась за усопшего. Однако пока ты кричала о своей невиновности, улика лежала на полу у твоих ног. Потому мне пришлось раздеть и обыскать тебя. Но я не причинил тебе вреда, возможно, был даже слишком добр. Или же ты предпочла бы, чтобы тебя раздели и обыскали перед судом присяжных? Ты говоришь о позоре, миледи. По крайней мере мы здесь одни. Что бы ни случилось с тобой по прибытии в замок Шинон, знай — больше тебя не будут обыскивать в присутствии десятков зевак.
Элиза почувствовала, как застучали ее зубы. После всего, что случилось, что еще могло ожидать ее? Нет, мысль о замке Шинон не была ей неприятна. По крайней мере там могут оказаться те, кто знал о ее отношениях с Генрихом…
Но разве это что-нибудь значит? Что, если все они поверят, что она пыталась ограбить труп короля, особенно после того, как этот человек представит доказательство? То доказательство, которое все они видели на пальце мертвого короля, пока одевали труп и готовили его к погребению?
Она съежилась. Надо бежать. Как только она освободится и вернется в Монтуа, никто уже не сможет обвинить ее. В ее отряде пятьсот воинов, и если Брайан Стед станет преследовать ее, это повредит только ему самому. А она обратится за помощью прямо к Элеоноре Аквитанской, и Элеонора поймет ее.
Наконец-то Элиза сможет отомстить этому негодяю…
Эта сладкая мечта спасала ее от сжигающей ярости и унижения. Но она оставалась всего лишь мечтой до тех пор, пока не удастся бежать от этого человека.
Будет ужасно, если суд присяжных в Шиноне признает ее виновной, и она понесет суровое наказание прежде, чем кто-нибудь вступится за нее.
Кровь отхлынула от ее лица, как только Элиза поняла, что вновь видит перед собой босые ноги рыцаря. Короткий вскрик вырвался у нее, когда рыцарь склонился и вместе с одеялом подхватил Элизу на руки. Едва взглянув в его глаза, она ощутила тревогу.
— Прости, герцогиня, — произнес он мягче, чем она рассчитывала, — но я тебе не доверяю.
Рыцарь водворил ее на ложе в углу, вдалеке от двери. Несмотря на свою решительность, на этот раз он не был грубым. Элиза подозрительно прищурилась и проследила, как он возвращается к скамье и садится на нее лицом к очагу.