Мне снилось, из оранжевого светасквожением прозрачным невесомымвплывают в малахитовое летомладенцы с беззаконной хромосомой,не принятые к пиршеству земному,и это шествие сквозь лепесток бездонно,не остановит их великий оумна коврике в тени рододендрона.Раз все источники энергий станут даньюнад ними возвышающейся силе,сирени куст подарит состраданье,когда о нём уже и не просили,и ссыплет в жменю
таинств пятилистных,будто привет от эмбриона Жени,сирени цвет придёт евангелистоммужских надежд и женских поражений.Тоска остынет в русле пятистиший,зелёный лист зацепится за платье,и смысл блеснёт, последней капли тише,зачем же Сын был послан на распятье.
Созерцатель
Здесь берёза одна без грехаисцелована всуе девицами:золотится серёжек труха,смотрят листья зелёными лицами.Зная местность от А и до Я,подойдёшь в неглиже к подоконнику —и опять: «Эта жизнь не моя!»Над районом небесные конникиуплывают в закатный атлас,отливая то розой, то сливою,даже если прикинуть на глаз,всё равно в этом мире счастливые.
Зимняя хроника
Снег пахнет яблоком и молоком,так тих, что подступает к горлу ком:на сизых елях антураж венчальный,вернее, саван – саван изначальней.Не забывать, не помнить ни о чём,рисуя вехи в темноте лучом:честней остаться летописцем снегана повороте трассы к центру века…Под небом опустевший тротуарбелел, как на паркете – пеньюар.Так время шло, читая лонг с экрана.Жёг репортаж из пустоты, как рана.
В торговом центре
Под белым небом февраляпьёт дева голубую матчу,а рядом затаился мачос ухмылкой в духе «У руля!»…Влюблённость – бабочка.И вдруглегко поймать, не покалечив, —косуху или плащ, как друг,набросить в вечности на плечи.
Красные ягоды
Теплеет блеск в лиловой оболочке:свет прибывает, снег – уже устал,а минус двадцать – просто проволочка,чтоб дать нам время разглядеть хрусталь…Минорный звон сверкающих кристаллов:отпет январь! Он за мираж погиб,когда пришёл февраль по нотам алым,ведя к экстазу белизны изгиб.
«То света тьма, то света сердцевина…»
То света тьма, то света сердцевина,меняет луч фактуру облаков,и, даже мёртвая, материя повинна:как будто вздрогнул пульс снеговиков!Жжёт жажда жить. И тянет – мимо, мимо —пройти в открытый в тишину портал:никто не вспомнит, как неутомимотот день порошей метки заметал.
В феврале
Ночь заклинает отсветы весны,а мне б дождаться рейсовый автобус.Метель метёт – ни зги – огонь блесны…А кто ловец? Куда летит наш глобус?В тепле на кухне где-то жарят хек.Возможно, из небес достали рыбу.Там человека слышит человек…И мы с тобой, ну согласись, могли бы.
Капель
В блеске белого снегазаливаются птицы,звонких звуков Онеганад кварталом струится.Март – старик или детка?порожденье природы! —раздаёт из
пипеткисчастье странной породы:сквозь деревья фигурыпроступают за МКАДом,мчатся фурии-фуры,им иного – не надо.
Ожидание у окна
многоэтажкиснегкуполов заострённые свечии заголосило синицзаоконное вечепейзаж до горизонта не живописенбезличенпоздней зимыв мегаполисе чёткая фичаожившие грезят: морекальвадосдевушка в сьюте…но это никак не коснётся,они это знают, сутижемчужного неба —где звёздыцарят в многослойном эфире…колеблются волны – звучит домофон —о запах весны в квартире!
«Жизнь показалась не ошибкой…»
Жизнь показалась не ошибкой,когда на слякоть выпал снег, —блеснула золотая рыбка,плывущая во льду навек.Всё ярче на сыром бетонеалмазный солнечный салют,и только ясно: все мы тонем —есть только миг, как нам поют.
Прохожей
«Чтобы скосить живых громады,костлявой нужен дофамин,любовник, впрочем, не один,кроваво-алый цвет помады…» —орала мартовская птицаохрипшим городским баском…Ах, дева с выбритым виском,и ты ведь смерти ученица!
Первое религиозное впечатление
Закрываю глаза: беспризорные розы, ручные бабочки,перескоки солнечных зайчиков, и паутинка нечаянноприлипает к искусанной нижней губе, и матовыйженский голос в глубине анфилады из лип и сияниязовёт меня…Мама…Мама, что ж, у меня уже не получитсявот так напевать и остаться в дочерней памяти голосом,льющимся, как молоко только что из-под вымени,тёплым, густым и, что б ни случилось, не прокисающим.
«Вплетая в звук обертона прохлады…»
Вплетая в звук обертона прохладыи отдалённый, из мансарды, альт,играет дождь магические ритмыи превращает в облака асфальт.А ты по кронам лиственного леса,внутри зелёных в эту пору снов,идешь и видишь: влажные пролескиважнее всех иных первооснов.Но, как ни странно, в месяц яркой синиростки не кажутся мечтателю родней,чем бледный отблеск облачности в луже,и каждый всплеск – история о ней.
Давний июль
Ненужный дар – в предчувствие любвипо коридору страха возвращаться,там не ответят, даже не зови,там плещет море лиственных оваций:в бордовой блузе, блёстки на висках,ты в первый раз в смертельном поединке —запечь в алмаз позор, и пух, и прахи боль подвесить к хрупкой паутинке.
В гостях
Сирень качается, сирень благоухает,как облако, сирень за шторами плывёт —в квартире изо льда, любимая, седая,улыбку смерти женщина не сожалея ждёт.Поёт в окне романсы юный соловей,поёт, что, как всегда, до слёз не в ту влюбился.А над густой иргой… нет, всё-таки левей…вселенский пульс мерцал, как до потопа, бился.
