Свет погасших звезд. Люди, которые всегда с нами
Шрифт:
Все началось летом 1964 года, когда в Москве появилась первая рок-группа (или «биг-бит») собственного розлива. Называлась она весьма непритязательно – «Бразерс» («Братья») и исполняла песни из репертуара «Роллинг Стоунз». Однако просуществовал сей коллектив недолго (два месяца), после чего несколько его участников – Аркадий Шатилов, Юрий Ермаков, Валерий Троцкий, Игорь Гончарук и примкнувший к ним Юрий Айзеншпис – организовали другую группу, которой суждено будет навсегда войти в историю отечественного рок-н-ролла. Этому коллективу повезет куда больше, чем «Братьям», поскольку его не только помнят до сих пор, но один из его хитов навечно остался на пленке: именно эта группа записала заглавную песню в популярном мультике 67-го года «Фильм, фильм, фильм». А вокальную партию спел Леонид Бергер – известный
Группа первоначально называлась «Сокол», но чуть позже превратилась в «Соколов» (в народе ее называли «Сокола» с ударением на последнем слоге). Свое название коллектив получил по месту основного проживания ее участников – район метро «Сокол». «Соколы» играли все тех же «Роллингов», однако в 65-м ими была написана и первая рок-песня на русском языке – «Солнце над нами». Но дальше этого дело не пошло, поскольку рок-н-ролльная публика напрочь отвергала песни на родном языке, считая это предательством по отношению к настоящему (англоязычному) року.
Вспоминает С. Намин: «Соколы» – это была супергруппа! И равных ей тогда не было. Я был мальчишка, совсем щенок, в то время, но хорошо помню, как народ от них с ума сходил. Первые их публичные выступления шли в кафе: в кафе «Фантазия», в кафе «Экспромт», в «Ровесниках» около «Динамо» и т. д. Наиболее запомнившимся концертом стало выступление в кафе «Фантазия» неподалеку от «Автозаводской», это году в 65-м…»
Поскольку Юрий на музыкальных инструментах не играл, но зато обладал неуемной энергией и организаторским талантом, коллеги по группе выбрали его директором «Соколов». И тот знаменитый концерт в «Фантазии» организовал именно он. По его же словам: «Помню, понаехало тогда дипломатических машин, представителей иностранной прессы. Для них это было особенно неожиданным и интересным событием. Еще бы: рок-н-ролл за „железным занавесом“! Сразу, помню, появились материалы в западной печати. Например, в какой-то шведской газете, в журнале „Ньюсуик“; были фотографии – молодежь танцует модный тогда танец „манкис“, были интервью с музыкантами и с теми, кто присутствовал на том вечере… Короче говоря, событие было действительно нашумевшее и историческое, потому что та музыка для Москвы была еще уделом лишь очень ограниченного круга…»
Таким образом, «Соколы» стали первой ласточкой в деле становления рок-движения в Советском Союзе. Вскоре после их возникновения в разных городах страны на свет стали одна за другой рождаться новые рок-группы. Например, третьей по счету рок-группой в Москве принято считать детище Александра Градского «Славяне», которые вступили в конкурентную борьбу с «Соколами». Если последние «лабали» песни из репертуара «Роллингов», то «Славяне» пели исключительно хиты «битлов».
Поскольку в то время рок-групп в Москве было не слишком много, людям, которые имели с ними дело, было сравнительно легко. Однако по мере роста числа самодеятельных рок-групп (а они в конце 60-х как грибы после дождя стали появляться чуть ли не во всех столичных институтах и школах) это движение стало неуправляемым. Все чаще подобного рода тусовки заканчивались либо пьянкой, либо форменным мордобоем. Чтобы как-то упорядочить этот процесс, взять его под контроль, в Моссовете было проведено специальное совещание, где было принято решение: места под проведение концертов могли снимать лишь официальные лица (например, руководство какого-нибудь института, завода и т. д.). Но ушлые продюсеры рок-групп нашли выход и в этой ситуации: они доставали фирменные бланки различных учреждений, печати, а подписи ставили липовые. Короче, изворачивались как могли.
Поскольку профессиональной техники для рок-групп в Советском Союзе не было, аппаратуру и инструменты приходилось либо делать самим, либо покупать на черном рынке. Но последний путь был доступен далеко не всем – только тем, у кого были деньги. У Юрия они были, так как он продолжал заниматься куплей-продажей пластинок, а также валюты. Поэтому аппаратуру для группы он покупал самую совершенную. Однако сохранить «Соколов» это не помогло. После того как официальные власти стали требовать от группы, чтобы они «литовали» свой репертуар (то есть пели песни, которые проходили цензуру
После распада «Соколов» Айзеншпис без дела не остался, продолжая активно трудиться на ниве валютного бизнеса. Это приносило гораздо большие деньги, чем продюсерская деятельность, поэтому Юрий сосредоточился исключительно на этом. И за каких-нибудь пару лет стал одним из самых известных столичных валютчиков. Одежду он покупал исключительно в валютных магазинах «Березка», душился дорогим французским парфюмом, который в советских магазинах днем с огнем было не сыскать. Вечерами устраивал кутежи в самых пафосных советских ресторанах типа «Арагви», «Арбат», «Националь». Тогда же у него появилось личное такси, которое в любое время дня и ночи готово было везти его в любую точку Москвы. Одним словом, Айзеншпис был богат, успешен и абсолютно не сомневался в том, что ведет правильный образ жизни. Хотя для его родителей это, конечно, было серьезное испытание. Они были правоверными коммунистами, прошли войну, и видеть то, как их сын пошел не по их стопам, а превратился в валютного спекулянта, им было не просто обидно, а горько. Особенно сильно переживал отец, который даже на какое-то время прекратил с Юрием отношения. Однако изменить ход событий этот поступок не смог.
В 1969 году в Москве открылась контора Внешторгбанка СССР, где продавали золото в слитках. Почти каждый день для Юрия покупалось золото в этой конторе, а также валюта. Этим делом он занимался постоянно, денно и нощно. Фарцовщики скупали ему валюту по всему городу, а до десятка таксистов привозили Юрию свою валютную выручку. Естественно, что вся эта деятельность не могла остаться без внимания со стороны правоохранительных органов. Причем не только МВД, но и КГБ, который контролировал весь валютный рынок страны и периодически проводил на нем карательные акции. Но Айзеншпис был почему-то уверен, что его чаша сия минует: он был молод и верил в свою счастливую звезду. Но она его обманула. В православное Рождество 7 января 1970 года Юрия арестовали.
В тот день Юрий встретил своего приятеля Гиви (по иронии судьбы, он впоследствии устроится на работу в милицию), и тот предложил ему купить у него три тысячи сертификатов серии «Д» по шесть рублей за штуку. А у Айзеншписа с собой было 15 тысяч рублей, до нужной суммы не хватало трех тысяч. Юрий предложил поехать к нему домой за недостающими деньгами. Поехали. Возле подъезда Юрий сразу обратил внимание на нескольких мужчин, одетых в одинаковые ондатровые шапки. Он сразу догадался: ОБХСС или еще что-то такое. Ему бы после этого свернуть с приятелем куда-нибудь в сторону, но он упрямо пошел в ловушку.
На втором этаже, возле дверей в собственную квартиру, Юрий заметил еще двух незнакомых мужчин «в ондатре». Только после этого ситуация, в которой он оказался, стала ему понятна, и он попытался схитрить – стал подниматься по лестнице выше. Но тут сзади раздался недоуменный вопрос одного из незнакомцев: «Молодой человек, вы куда?» – «Как куда, – попытался прикинуться простачком Юрий, – домой». И в это мгновение из-за двери его квартиры раздался голос 12-летней сестры: «Юра, помоги мне, кто-то звонит в дверь, стучит. Я боюсь». После этого валять дурака было бессмысленно, и Айзеншпис спустился на площадку. Сестра тут же открыла дверь, после чего товарищи «в ондатре» втолкнули их с Гиви в квартиру и закрыли за собой дверь. Далее послушаем самого Ю. Айзеншписа:
«Тут уже сразу грубость пошла. Нас обыскали и зачитали санкцию на проведение обыска и арест. Нужны были понятые. В нашем доме не оказалось лиц, желающих стать понятыми. Минут через двадцать привели каких-то людей, начался обыск. Как оказалось, у Гиви „сертов“ с собой не было – они были у человека, который проживал в гостинице „Москва“. Мы должны были привезти деньги. И Гиви должен был там получить свои комиссионные. А у меня в кармане было 15 тысяч 585 рублей, как сейчас помню: 15 тысяч сторублевыми купюрами, потом какие-то мелкие. Короче, вытащили эти 15 тысяч. Естественно, они думали, что будет гораздо больше, и все тщательно пересыпали: все эти продукты, крупы…