Свет праведных. Том 1. Декабристы

Труайя Анри

«Вот чума! – подумал Николай. – Надеюсь, они не уступят ей!» В библиотеке перешли на шепот, несколько мгновений ничего не было слышно. Затем господин де Ламбрефу сказал:

– Поступайте как знаете, Софи. Я никогда ни в чем не мешал вам. Но не рассчитывайте, что я попрошу этого мальчика съехать от нас.

– Что ж, очень жаль, – откликнулась госпожа де Шамплит.

С этими словами она отошла от окна. Самолюбие Озарёва было больно задето, мелькнула мысль немедленно покинуть дом, где его присутствие кому-то кажется столь неуместным. Но рассудок подсказывал, что это было бы уступкой желаниям дочери графа. А стоит ли капитулировать перед этим заносчивым, властным созданием? Он обосновался здесь не по собственной воле, но как офицер русской армии. Его мундир не может не внушать уважения. Она еще увидит! И мысленно бросил ей вызов: «Остаюсь!»

Голоса

смолкли, вокруг лампы скользили тени. Хлопнула дверь. Родители были одни. Наверное, обсуждали нелегкий характер Софи, как попытаться не раздражать ее. «Бедные!» – вздохнул Николай. Теперь, после разговора с дочерью, они казались ему еще милее.

Он медленно вернулся в комнату и закрыл выходящую в сад дверь. Над ним все было тихо. Но тишина эта была живой и враждебной. «Она думает обо мне и ненавидит, вовсе не зная меня!» Он попытался вспомнить, вызвал ли хоть раз в своей жизни чью-то ненависть. Нет, до сих пор все относились к нему только с симпатией. Его открытость, простота обезоруживали даже самых ярых недоброжелателей. Он снял сапоги, бросился на кровать. На потолке мерцало желтое пятно от свечи. Быстрые шаги вывели его из дремоты – Антип бегом ворвался в комнату. Он задыхался, но потное лицо сияло от радости:

– Получилось, барин! Я дошел туда, отдал письмо и принес ответ! Держите!

Дрожащими пальцами молодой человек разорвал конверт и почти в забытьи прочитал:

«Дорогой господин Озарёв,

Вы наверняка знаете, что наш обожаемый король приезжает в Париж 3 мая. Все истинные французы собираются приветствовать его. Мне повезло – моя портниха Адриенна Пуле живет на углу улицы Сен-Дени и бульвара, как раз по ходу кортежа. Она предлагает мне одно окно, чтобы насладиться этим зрелищем. Не хотите ли вы воспользоваться этим скромным предложением? В таком случае, перепишите внимательно адрес и отправляйтесь по нему 3 мая к одиннадцати часам утра. Не забудьте уничтожить записку сразу по прочтении.

Рассчитываю на вашу скромность и умение хранить тайну, а в равной степени и на ваше присутствие.

Дельфина де Шарлаз».

Перечитав послание раз десять, чтобы запомнить каждое слово, влюбленный, вне себя от счастья, торжественно сжег его на пламени свечи на глазах у осенявшего себя крестом Антипа.

* * *

Озарёв плохо спал и проснулся с больной головой. Старался думать только о записочке Дельфины, но услышанное накануне в саду не отпускало и мешало в полной мере насладиться радостью. Этим утром он чувствовал себя униженным как никогда прежде, так, если бы из трусости отказался ответить вызовом на оскорбление. Знал, что должен молчать, иначе выяснится, что подслушал разговор людей, разместивших его у себя, но ложное положение, в котором оказался, никак не соответствовало его представлениям о порядочности. Настанет день, когда ему придется объясниться с господином и госпожой де Ламбрефу и, кто знает, быть может, их дочерью. Это решение несколько успокоило юношу, он встал, умылся, побрился, оделся и в мыслях вернулся к самой понимающей и блистательной парижанке, которая, рискуя потерять все, назначила ему свидание.

Николай продолжал мечтать о ней, следя за построениями подчиненных в казарме. С отречением Наполеона и его отъездом на остров Эльба опасность миновала окончательно, войска-победители вернулись к своим ежедневным занятиям. Будь то герои или нет, солдаты вновь маршировали, приводили в порядок оружие. Молодому поручику доставляло удовольствие думать, что он, командир этих суровых мужчин с крестьянскими лицами, сам рад подчиняться слабой блондинке, к тому же француженке. Радовало и то, что в порыве благородства военное начальство собиралось выделить живущим на квартирах офицерам денежное пособие – шесть франков в день капитанам, три франка – поручикам. Золотое дно! Теперь, не заботясь о деньгах, можно думать только о любви.

Возвратившись в особняк Лабмрефу, квартирант вдруг принял решение, которое удивило его самого. Он вспомнил, что Дельфина упоминала о философских трудах Шамплита. Тогда не обратил внимания на ее слова. Теперь его разбирало любопытство: что за теории проповедовал человек, чья жена столь сурова и непримирима? Быть может, на нее повлияли воззрения супруга?

Библиотека находилась на втором этаже за стеклянной дверью,

отделявшей ее от лестничной площадки. Убедившись, что там никого нет, молодой человек украдкой вошел. Приятно пахло воском, окно было широко открыто, зелень сада наполняла комнату шелестом и свежестью. Он взглянул на полки. К счастью, тома располагались в алфавитном порядке. Между Шамфором и Шапеленом обнаружил Шамплита, три тоненьких книжки в новеньком сафьяне. Николай, словно воришка, схватил их и направился к себе в комнату. Закрыв дверь, устроился за столом и стал изучать добычу: «Письма о непрестанном развитии человеческого духа», «Природа, справедливость и совесть», «Счастливая республика, или Двенадцать поводов полагать, что свобода и равенство необходимы для всеобщего блага»…

С первых строчек он понял, о чем идет речь. Не будучи в полном смысле слова атеистом, автор отрицал образование, которое дает Церковь, говорил о Боге, называя его то «Великим двигателем», то «Начальной силой творения». Его убеждения, без устали повторяемые, состояли в том, что все люди рождаются свободными, равными и добродетельными, и только несправедливое социальное устройство мешает им достичь согласия ради всеобщего процветания. Словом, Жан-Жак Руссо и Дидро, приправленные Вольтером. Озарв вспомнил скучнейшие, на его взгляд, книги, что давал ему воспитатель: став жертвой Революции, мсье Лезюр не перестал восхищаться энциклопедистами. Увы! Шамплит их талантом не обладал. Мысли его были туманны, сумбурны, язык тяжел. На первой странице книги, озаглавленной «Природа, справедливость и совесть», оказался его портрет: некрасивый мужчина с выпуклым лбом, орлиным носом и крошечным ртом. Как могла красавица-дочь графа де Ламбрефу выйти замуж за подобного субъекта, старше нее к тому же лет на пятнадцать или двадцать? Неужели родители вынудили к этому? Но то, как она вчера говорила с ними, давало повод думать, что девушка никогда им не подчинялась. Неужели ум Шамплита произвел на нее такое впечатление, что ей дела не было до его внешности? Подобное уважение едва ли свойственно барышне, едва расставшейся с детством. Помещенная под портретом краткая биографическая справка сообщала: маркиз де Шамплит родился 3 февраля 1773 года, рано стал публиковать научные и политические труды, несмотря на благородное происхождение, выступал сторонником Законодательного собрания, а затем – Конвента. За сочувствие жирондистам в 1793 году ему был вынесен смертный приговор, попал в застенок в свой день рождения – ему исполнился двадцать один год. Термидор спас его от гильотины. Во времена Директории, Консульства и Империи продолжал пером и словом служить «тому же идеалу, ради которого с высоко поднятой головой взошел бы на эшафот». Это последнее соображение нисколько не убедило Николая: Шамплит показался ему человеком скучным, мало симпатичным. Он не захотел читать книги до конца, а, поскольку близилось время ужина, решил вернуть их на место.

И на этот раз, прежде чем войти, заглянул в библиотеку. Казалось, там по-прежнему никого не было. Гость с легкостью тени переступил порог и направился к полкам, чтобы поставить книги, как вдруг шелест платья заставил его обернуться: справа за креслом он различил женский силуэт. Застигнутый врасплох, юноша тихо произнес:

– Госпожа де Шамплит?

– Да.

– Поручик Озарёв, – представился Николай, щелкнув каблуками.

Это был разговор с пустотой: госпожа де Шамплит не слушала его, смотрела на книги у него в руках. Лицо ее было бледно и холодно.

– Извините, что побеспокоил вас. Я просто хотел вернуть книги…

– Кто разрешил вам взять их? – спросила она сухо.

– Никто, с вашим приездом все в этом доме меня избегают!

– Насколько я знаю, вас никто не приглашал, – возразила женщина, презрительно улыбаясь.

Постоялец согнулся в полупоклоне:

– Ваш отец был настолько добр, что я мог забыть об этом.

– И сколько вы рассчитываете пробыть здесь?

Вблизи она была еще лучше: стройная, с темными волосами, длинная гибкая шея, немного короткая верхняя губа, пылающие ненавистью черные глаза.

– Пока русская армия будет стоять в Париже, – гордо заявил Озарёв.

Госпожа де Шамплит слегка пожала плечами. Николай боялся, что не сумеет сохранить хладнокровие до конца разговора.

– Я – военный, – продолжал он. – Не я решил прийти во Францию, не мне решать, когда ее покинуть. К тому же, если бы Наполеон не напал на нашу страну, мы никогда не подняли бы оружие против вашей…

– Не стану спорить и понимаю, что мы вынуждены выносить вас, это результат нашего поражения, но не требуйте от нас быть любезными с вами!