Свет успеха, или Исповедь счастливой женщины
Шрифт:
С раннего детства я помню небольшие горы, покрытые серой травой, крыши однообразных пятиэтажек и трубы, трубы, трубы мартеновских цехов и сталеплавильного производства большого металлургического комбината, одного из самых крупных в мире. Голубое небо редко бывало чистым, чаще всего оно разрисовано в лиловые, коричневые цвета от дыма и копоти. Багровый румянец облаков, смог и серость. Эти облака очень часто по ночам опускались на город, и тогда в квартирах и на улице воздух наполнялся приторным запахом сероводорода, дышать было тяжело, свежего воздуха не хватало.
Каждую зиму, как только выпадал белый искрящийся снег, мы, детвора, спешили на улицу. Весь город преображался, становился светлым и красивым. Повсюду ярко сверкали гирлянды и витрины магазинов. То тут, то
Магнитогорск, город моего детства и юности... Никто и никогда особенно не беспокоился о его жителях. Они по утрам идут на работу, садятся в переполненные трамваи и вечером возвращаются домой, уставшие, злые, с потухшими глазами. В городе постоянно озеленяли улицы и сажали цветы в маленьких скверах, в которых стоят старые, разваливающиеся фонтаны и сломанные скамейки. В самом центре города – единственный драматический театр, дворец культуры и несколько кинотеатров. Однообразные хрущевские пятиэтажки и девятиэтажные дома, детские площадки со сломанными качелями и пустыми песочницами. Единственным украшением города был старый район, построенный по проекту ленинградских архитекторов, – это Проспект металлургов. Точно такой же район, с такими же домами и улицей, есть в Питере, в районе Невского проспекта. Я любила этот город таким, каким он был...
Здесь я набиралась мудрости и опыта, радовалась и страдала, встречала и теряла близких мне людей. Этот город – родина моих предков, в нем формировался мой характер.
Мои родители – мама, Тамара Вячеславовна, отец, Николай Ефимович, – переехали жить на Урал в пятидесятых годах из Северного Казахстана. До этого они жили в Караганде, где поженились, там и родился мой старший брат. Любимцем в семье всегда был брат Вячеслав, он первенец, и ему достались вся любовь и забота родителей.
Воспитанию брата уделяли много времени и сил. Самая лучшая одежда, игрушки, в дальнейшем отдельная комната – все было для него.
Семья была шумной. Со старшим братом мы играли в игры, которые придумывала я, и каждый раз, когда он проигрывал, он обязательно устраивал ссоры. Все заканчивалось чаще всего потасовкой.
Я появилась на свет ранним морозным утром в начале февраля. Мама очень хотела, чтобы родилась девочка. Ее мечта сбылась. Единственной проблемой со мной было то, что я категорически отказывалась от материнской груди и сразу стала, как раньше говорили, «искусственницей» в питании.
Сначала мы жили в трехэтажном доме с большими коммунальными квартирами на несколько семей в старом уютном городском районе. Квартира была на трех хозяев и находилась на первом этаже. Под окнами с утра до вечера громыхал трамвай, ездили машины, небольшие передышки наступали ночью. Грохот от железных колес был таким сильным, что каждый раз, когда проезжал трамвай, в квартире дребезжала посуда и тряслась мебель.
Семья занимала одну маленькую комнату с высокими потолками и аккуратно побеленными стенами. Все подоконники были заставлены любимыми мамиными цветами и детскими игрушками. Вдоль стены стояла большая двуспальная железная кровать с витиеватыми дужками, покрашенными белой краской, – на ней спали родители.
Мама по утрам взбивала перину, застилала кровать желтым покрывалом, а на возвышение помещала большие подушки. Сверху подушек набрасывалась накидка из белого накрахмаленного тюля. Это было веяние того времени. И боже упаси нам, детям, задеть и уронить эти подушки. Как тогда было модно, на стене висел ковер с нарисованными на нем озером и плавающими лебедями. Рядом были кровать брата и маленький черный, обитый дерматином диванчик, на котором спала я. Для красоты на спинке дивана висели вышитые салфетки с розами и сердечками. Их вышивала мама. Каждый раз, когда я поворачивалась во сне, диван сердито скрипел. Старые жесткие пружины упирались мне в бок и причиняли боль. Изучив свой диванчик, я находила такое место на нем, чтобы
В комнате стояли круглый деревянный стол, застеленный зеленой бархатной скатертью с бахромой, старый темный шифоньер и несколько стульев. Было очень тесно: швейная машинка, какие-то полочки, этажерки с кружевными салфетками и всякая домашняя рухлядь, связки старых газет... В дальнем углу – большой старый бабушкин деревянный сундук. В нем мама хранила ненужные вещи и наши игрушки. Моим любимым занятием было играть на этом сундуке. Играя в магазин, мы с моей подружкой Ниночкой из соседней квартиры раскладывали на его крышке разные камешки, катушки ниток, цветные пуговицы, стеклышки и безделушки. Разложив товар лицом, начинали бойкую торговлю. Из простой бумаги мы рисовали денежки и торговались как взрослые.
Я чаще всего выкупала у Ниночки весь товар. После того как прилавок оставался пустым, она почему-то сильно обижалась на меня и начинала канючить:
– Все выкупила у меня, и я теперь б-е-едная!
А я по-взрослому ее успокаивала:
– Не плачь, мы же понарошку играем. Я все верну тебе. Поиграю немножко и верну, честное слово!
Но больше я любила гулять в нашем уютном и зеленом дворе. Детвора всегда с нетерпением ждала, когда весной к нам во двор завезут желтый песок. Все дети от мала до велика собирались в большой песочнице и часами лепили замки и песочные дома. Поздно вечером, уставшие, но очень довольные, мы бежали домой, где приходилось долго отмывать руки.
Как-то раз мои родители приехали из Риги и привезли для меня подарок – маленький бархатный красный чемоданчик, внутри которого была крохотная красивая кукла с набором одежды. Это была по тем временам очень редкая игрушка. Я с гордостью выходила во двор и старалась играть так в эту куклу, чтобы все дети меня видели. Девчонки и мальчишки окружали меня, с интересом рассматривая мою игрушку. Позволяя играть с куклой девчонкам, я получала наслаждение, потому что видела, сколько восторга было в их глазах. А самое главное – я для всех становилась особенной девочкой, у которой есть свой маленький красный чемоданчик!
Мои родители, как и все остальные, много работали, потому что нужно было содержать семью. В четыре месяца я была отдана в детские ясли.
В те далекие годы сплошь и рядом были детсады и ясли для грудных детей. Декретный отпуск у женщин был очень коротким, и они были вынуждены с самого раннего возраста оставлять своих детей в казенных детсадовских домах, чтобы выйти на работу.
Мама часто вспоминала, что в яслях, куда меня отдали, нас всех одевали в одинаковые фланелевые распашонки и ползунки. Мы целыми днями находились в манеже, в котором валялись различные погремушки и облезлые игрушки. И конечно, чаще всего принадлежали сами себе. Нас кормили, укладывали спать и опять сажали в манеж. Родители забирали нас только поздно вечером. Даже когда болели, нас лечили детсадовские врачи.
С двух лет родители оставляли меня в круглосуточной группе и забирали только на выходной. Вспоминаю, как мы, «круглосуточные», каждый вечер с надеждой ждали своих родителей, и, когда открывалась дверь, мы бежали навстречу мамам и папам, надеясь в очередной раз, что пришли за нами. До сих пор помню то щемящее состояние души, когда родители меня оставляли в детсаде на несколько дней: было очень грустно и одиноко. По вечерам дежурная няня, укладывая нас спать, уходила из спальни, а я, уткнувшись в подушку, тихонько плакала. Таких детей было не так много, но чаще всех в круглосуточной группе оставалась я. Каждое утро мы собирались своей маленькой компанией и мечтали, что вот-вот дверь откроется, войдет мама и уведет нас домой. Наступало завтра, а родители все не шли. Мое детское сердечко болезненно переносило это одиночество. Засыпая, я с надеждой думала о том, что завтра вечером буду дома, разложу свои игрушки на любимом бабушкином сундуке и буду играть, а мой братик даст мне своих оловянных солдатиков и другие новые игрушки, которые родители покупали ему почти каждый месяц. Я предвкушала, как рады будут мама и папа, а я, обнимая их, буду шептать им на ушко о том, как скучала без них в детсаду и что я их очень, очень люблю.