Свет в объятиях тьмы. Азим и Чёрный рубин

Курбанов Бехруз

Азим пошел дальше к большой арке посередине правой стены, а Комил задержался. Он в полумраке высматривал Эраджа. Комил хотел убедиться, что стражник отвел детей домой.

— Да-а-а, — осуждающе протянул Комил. — Уж слишком суров был Эрадж с этими детьми. Я с ним не согласен! Нельзя, чтобы они убирались здесь всю ночь. Они ведь дети, не так ли? Нельзя их так наказывать, чтобы они ни совершили, — он поравнялся с Азимом и убежденно посмотрел ему в глаза.

— Я с тобой не согласен, — заявил Азим, заставив Комил встать в изумлении. — Мой дед учил нас, что поступки детей —

это отражение их воспитания. Потому детей нужно воспитывать с детства, чтобы не выросли архаровцами, — добавил он, остановившись и посмотрев на Комила.

— А ты жёсткий, — прокомментировал Комил.

Азим не ответил на это и снова пошёл в сторону арки.

— С другой стороны, за серьёзные проступки детей нужно наказывать родителей, — подумав, сказал он.

— Это тоже говорил твой дед? — поинтересовался Комил.

— Да, — коротко ответил юноша.

— Повезло тебе. Своего деда я не застал. Он умер до моего рождения, — прояснил Комил.

— Я не так уж и хорошо помню своего деда, — сказал Азим. — Мне было четыре года, когда Зелёная хворь забрала его… Отец повторяет нам его наставления, — промедлив, добавил Азим.

— Зелёная хворь унесла и мою мать, — негромко сказал Комил.

Разразившаяся шестнадцать лет назад Зелёная хворь унесла бессчетное количество жизней. Это было настоящей трагедией для всего Ахоруна. Никто так и не понял откуда она пришла — эта треклятая зараза, но во всём до сих пор винят ведьм. Ведь именно тогда на-султан устроил на них травлю.

— Сожалею, — прошептал Азим и Комил молча покивал.

Они оба притихли и так дошли до арки.

— Впрочем, — заговорил Комил под аркой, — это послужит им уроком.

Азим удивленно скосил на него взгляд, но ничего не ответил. Наверно, переменчивость свойственно Комилу, подумал он.

— Нам направо, — сказал Комил и, почесав затылок, пошел вверх по лестнице.

За аркой находились две лестницы, ведущие на второй этаж. Азим хотел последовать за Комилом, но его взор снова зацепила изящная резьба полногрудой девицы с пышными бёдрами на двери с широкой голубой рамкой и зелёным растительным узором. Сокровенные части её груди были скрыты под плоскодонной корзиной с виноградом, которую она соблазнительно предлагала смотрящему. Её голое тело извивалось так, что левое бедро скрывало самый сочный и вкусный её фрукт.

Большие миндалевидные глаза вырезанной девицы будто бы играли с Азимом. Юноша ещё не видел женских прелестей, а она, хоть и не живая, была нагой и каждый раз смущала Азима. Увидев её в первый раз, он побагровел и опешил.

— Не засматривайся на Мохнур 20 , тебе всё равно на ней не жениться! — подшутил Комил сверху.

Услышав Комила, Азим убежал от чарующей вырезанной девицы, быстрыми шагами переступая через красно-коричневые деревянные ступени.

20

Мохнур произносится с гортанной «х».

Стены на втором этаже украшены мозаикой, плитки которой с пола

до потолка в три раза увеличиваются в размере. Мозаика представляет собой замысловатую арабеску, а на куполообразных делениях потолка изображают зеленовато-голубое небо с белыми перистыми облаками, обрамлённые вишнёвыми и виноградными ветками. Проёмы между арок на втором этаже ограждены деревянными перилами с решётками. Напротив этих арок, в тени собственных глубоких проёмов скрывались резные двери. Все они, кроме одной — третьей слева, были закрыты. Из той, единственной приоткрытой двери выходил свет свечей и масляных ламп. Комил поджидал Азима в нескольких шагах от неё. Азим подошёл ближе и услышал голоса, доносившиеся изнутри. Один из голосов был явно взволнован.

Комил вошёл первым, осторожно открывая дверь, которую закрыл за собой Азим.

— Явились, наконец! — бросил недовольный взгляд на юношей человек с короткой бородой. Он сидел справа на плетёном стуле. Над его головой на выступающем гнезде горела масляная лампа.

— Мне не было велено спешить, аки Имран, — беззаботно ответил Комил.

— Доброго вечера, отец, — Азим, прижав руку к сердцу, обратился к отцу, а затем приветственно кивнул мужчине, за спиной отца, и Имрану справа. — Вы посылали за мной? — негромко спросил он у отца.

Зачем он позвал его именно сюда, думал юноша, ведь они бы и так встретились дома.

— Полагаю, вы успели познакомиться, — Аъзам указал на Комила. Его вид, как и его тон были серьёзными.

Азим без всякого восторга смерил взглядом Комила и снова посмотрел на отца. Раньше он не видел своего отца таким озадаченным.

— Да, раис, — вместо него с ухмылкой ответил Комил.

Аъзам одобрительно кивнул. Он сидел, скрестив ноги под собой, на широком деревянном стуле с мягкой обивкой за своим рабочим резным столом. На правом углу стола, на старом глиняном подсвечнике горела толстая желтоватая свеча. На левом углу бумаги аккуратно сложены в стопку, а рядом стояла чернильница с пером.

— У меня к тебе есть поручение, сын, — Аъзам сразу перешёл к делу.

— Очень важное поручение, — подчеркнул, мужчина за спиной Аъзама, и продолжил нервно ходить из стороны в сторону, отчего колебалось пламя свечей на подоконнике. Он явно беспокоился о чём-то, что отражалось в его бегающих глазах и в подрагивающей правой брови. На вид этот человек был не старше Аъзама, но его волосы почты полностью пробились сединой.

— Хватит маячить у меня за спиной, Мирзо, — потребовал Аъзам.

Мирзо надулся как ребёнок и сел на плетённый стул напротив Аъзама.

— Скоро день осеннего равноденствия, и султан намерен устроить из этого большой праздник…

— Снова, — добавил Имран к словам Аъзама.

В прошлый День летнего солнцестояния султан также устроил большой праздник, вспомнил Азим. В Рахшонзамине испокон веков отмечают смену сезонов, наступающих в дни равноденствия — осеннего и весеннего, и солнцестояния — летнего и зимнего. Однако люди отмечают их как-то обыденно, а большой праздник устраивают только на Навруз. Теперь же султан решил торжественно отмечать их все? С чего вдруг?