Свет во тьме светит. Размышление о Евангелии от Иоанна
Шрифт:
Наконец, аналогичный пример есть в книге Товита. Умирая, Товит наставляет Товию. Это, наверное, один из самых замечательных фрагментов второканонических книг — прощальная беседа Товита с сыном. Наставления Товита тоже очень похожи на те, что мы видим в 13-й и последующих главах Евангелия от Иоанна. Товит размышляет: «Я просил смерти; что же не позову сына моего Товии, чтобы объявить ему об этом, пока я не умер?» (Тов. 4:2). И, когда сын приходит, он говорит ему: «Сын мой! (так же, как Иисус скажет: «Дети!…». — Г.Ч.) когда я умру, похорони меня… Во все дни помни, сын мой, Господа, Бога нашего, и не желай грешить и преступать заповеди Его. Во все дни жизни твоей делай правду, и не ходи путями беззакония… Из имения твоего подавай милостыню (эти слова прозвучат потом в Нагорной проповеди. — Г.Ч.)…
Эти слова потом по-новому прозвучат в 7-й главе Евангелия от Матфея, в так называемом Золотом правиле Иисуса.
Далее Товит говорит: «Давай алчущему от хлеба твоего и нагим от одежд твоих; от всего, в чем у тебя избыток, твори милостыни, и да не жалеет глаз твой, когда будешь творить милостыню» (ст. 16; вновь выражение, которое будет звучать в Нагорной проповеди). Рассказ заканчивается молитвой Товита: «Благословен Бог, вечно живущий, и благословенно царство Его! Ибо Он наказует и милует, низводит до ада и возводит, и нет никого, кто избежал бы от руки Его. Сыны Израилевы! прославляйте Его…» (13:1—3). Завещание заканчивается так: «Дети (ср. обращение Иисуса к ученикам. — Г.Ч.), знайте, что делает милостыня и как спасает справедливость. — Когда он это сказал, душа его оставила его на ложе; было же ему сто пятьдесят восемь лет, и сын с честью похоронил его» (14:11).
Легко заметить, что структура повествования во всех приведенных отрывках одна и та же. Текст 13-й главы Евангелия от Иоанна, начиная со слов «Ныне прославился Сын Человеческий…» и далее, очень четко выдержан в жанре библейского завещания. И тематика завещания Иисуса, или, как мы обычно говорим, Прощальной беседы, тоже очень точно выдержана в этом жанре — и слова те же, и темы те же, и в конце текста присутствует молитва, и заканчивается рассказ сообщением о том, что Завещатель умирает и Его хоронят. Текст о погребении Иисуса оказывается, таким образом, необходимым — даже с точки зрения того литературного жанра, в котором выдержано все повествование.
Возникает вопрос: а какова основная тема этого завещания? Вплоть до сравнительно недавнего времени считалось, что жанр этого текста — утешение: Иисус утешает учеников, потому что скоро телесно Он уже не будет среди них, поэтому Его задача — помочь ученикам справиться с горем, которое на них неизбежно обрушится.
Жанр утешения в Библии присутствует. Кроме того, это — consolatio («утешение») довольно распространенный во времена Иисуса литературный жанр в эллинистической и римской литературе, что известно хотя бы по не сохранившемуся трактату Цицерона и по знаменитому «Утешению философией» Боэция. Однако в последнее время исследователи приходят и к другому выводу: цель этой беседы — не только утешение.
Само слово «утешитель» по отношению к Духу Святому неточно. Дух Святой — не «Утешитель». Греческое слово «Параклитос» означает нечто другое, нежели латинское Consolator. Славянское «Утешитель» попало в наш литургический обиход, скорее всего, из латыни, причем не сразу, поскольку древнейшие славянские рукописи содержат именно слово Параклитос. И молитва «Царю Небесный…» во многих древних рукописях выглядит именно как «Царю Небесный, Параклите, Душе истины…». И на Западе далеко не во всех латинских текстах звучит слово Consolator — «Утешитель»: во многих случаях греческое Параклитос остается без перевода. Если исследовать все тексты Евангелия от Иоанна, где говорится о Параклите, если изучить ранние гимнографические тексты, то станет ясно: речь идет не о том, что Дух Святой будет утешать
Отец Александр Шмеман, трудам которого американское православие обязано литургией на английском языке, был последовательным сторонником того, чтобы слово Paraklitos в переводах Священного Писания и литургических текстов было передано именно как Helper — «помощник», но не как «Утешитель» или «Утешитель», потому что это сильно ограничило бы круг значений слова, которое смысл действия среди людей Духа Святого. И если мы вспомним богослужение Великого поста, то в конце повечерия в первые четыре дня поста, когда читается Великий канон, поется такой, взятый из Ветхого Завета, гимн: «Господи Сил с нами будет, и нового разве Тебе помощника не имамы. Господи Сил, помилуй нас».
Для библейского языка характерно присутствие синонимических выражений. «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое» (Пс. 50:3). «По велицей милости» и «по множеству щедрот» — это одно и то же, так же как и «помилуй мя» и «очисти беззаконие мое». И наверное, «параклитос» и «помощник в скорбях» («Боэтoс») — это также одно и то же. Значит, Дух Святой — не только Утешитель, но и нечто большее: Помощник в скорбях, Защитник и так далее. Дословно: Тот, Кто бежит на крик, чтобы немедленно оказать помощь. Ни в одном из современных переводов Священного Писания на европейские языки нет слова «Утешитель», которое раньше присутствовало под влиянием латинского Consolato, предложенного блаженным Иеронимом.
Итак, в завещании Иисуса речь идет не только об утешении, но о чем-то большем. О чем же именно? На эту тему довольно много писал Ксавье Леон-Дюфур, считающий, что весь этот текст носит полемический характер, что его задача — противопоставить тем псевдохристианским пророкам последних десятилетий I в., которые утверждали, будто Дух Святой говорил через них, но при этом с Иисусом практически уже ничего общего не имели, голос, подлинного Евангелия. Эти пророки называли себя духоносными, а слова, которые они говорили, — прямым продолжением Божия обращения к людям, звучащего в Ветхом Завете или в Евангелии.
В противовес такого рода пророческому движению община, группировавшаяся вокруг любимого ученика Иисуса, в конце I в. предлагает то завещание Учителя, которое мы видим теперь в Евангелии от Иоанна. Это ответ тем, кто пытался идти как бы дальше Иисуса, наполнить Его проповедь каким-то принципиально новым содержанием, вне связи с тем благовестием Иисусовым, что составляет основу Нового Завета. Если мы будем читать евангельский текст дальше, имея в виду эту мысль, то увидим следующее.
Сначала Иисус предсказывает отречение Петра. От кого? От Него. Потом призывает: «Веруйте в Бога, и в Меня веруйте» (Ин. 14:1). Он обещает ученикам, что возьмет их к Себе, затем восклицает: «Я есмь путь и истина и жизнь» (ст. 6). После этого на слова Филиппа: «Господи! покажи нам Отца, и довольно для нас», — отвечает ему: «Столько времен Я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп? Видевший Меня видел Отца; как же ты говоришь: «покажи нам Отца»?» (ст. 8—9). Потом подчеркивает: все, «чего попросите у Отца во имя Моё, то сделаю, да прославится Отец в Сыне» (ст. 13). И наконец, сообщает: «Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам всё, что Я говорил вам» (ст. 26).
Этот стих чрезвычайно важен. Из него ясно, что Дух Святой не будет говорить что-то принципиально иное, чем то, что уже сказано Иисусом. Если мы продолжим чтение текста под этим углом зрения, то увидим, что и дальше в центре его постоянно остается фигура Христа. Без Иисуса, без исторического Иисуса, или Иешуа из Назарета, христианство невозможно, Он — всегда в его центре. Он не может уйти на второй план, растаять где-то в неопределенности тех дорог, на которые направляет верующих кто-то как бы от имени Духа Святого. Поэтому, видимо, задача завещания, которое занимает так много места в Евангелии от Иоанна, — показать, что если мы христиане, то наша вера всегда христоцентрична, что без Иисуса нет и не может быть христианства.