Свет во тьме
Шрифт:
И вообще вокруг них преобладают красный и чёрный, цвета ритуальных услуг: красные знамёна и лозунги, чёрные костюмы, чёрные кепки и шляпки, чёрные ботинки и туфли. Но молодые люди их не замечают. Они заняты собой и если что и замечают вокруг, то красоту тихих арбатских улочек и переулков.
СВЕТЛАНА. Какая тебя муха укусила? Выскочил как джинн из бутылки? Тебе что, понравились эти стихи?
КРИС. Да… Они же все про тебя. Каждая строка – о тебе. «Я удивляюсь, как люди не замечают твоей красоты. Руки твои – конденсаторы
СВЕТЛАНА. Ты с ума сошёл!.. Да ты поэт, в натуре. Ну прямо Соломон в Песне песней. (Смотрит на него, как будто видит в первый раз. Затем делает жест, как будто снимает невидимую паутину с лица.) «Друг Аркадий, не говори красиво».
КРИС. Но я говорю то, что думаю.
СВЕТЛАНА. И много у тебя таких красивых мыслей?
КРИС. Много.
СВЕТЛАНА. Ну, например?
КРИС. Ну, например, у вас удивительно духовная страна.
СВЕТЛАНА. Ты так считаешь?
КРИС. Да.
СВЕТЛАНА. Блажен, кто верует. Тепло ему на свете.
КРИС. А что, разве не так?
СВЕТЛАНА. Увы, это всё острова в океане пошлости и мерзости. Пир во время чумы.
КРИС. Не понимаю.
СВЕТЛАНА. Ну ладно, замнём для ясности. Будь здоров, поэт. (Протягивает ему руку. Долгое рукопожатие.)
КРИС. Когда мы с тобой встретимся?
СВЕТЛАНА. В воскресенье. Я свободна, как ветер. (Кружится в вальсе.)
КРИС. (Глядя на неё в полном восхищении.) А где?
СВЕТЛАНА. В парке культуры. У нас там в 12 часов сдача норм ГТО.
КРИС. А что такое ГТО?
СВЕТЛАНА. Готов к труду и обороне. Вот ты готов к труду и обороне?
КРИС. Не знаю.
СВЕТЛАНА. Эх ты. А надо отвечать по-пионерски: «Всегда готов!» (Отдаёт Крису пионерский салют.)
КРИС. А где же я тебя там встречу?
СВЕТЛАНА. Проще пареной репы. Держи курс на парашютную вышку. Мы там будем прыгать с парашютом.
КРИС. А что такое пареная репа?
СВЕТЛАНА. Ты слишком много вопросов задаёшь. У нас, знаешь, как говорят? Меньше знаешь – крепче спишь. И нам спать пора. Утро вечера мудренее. (Убегает.)
СВЕТЛАНА. (Врывается в комнату как вихрь. Останавливается перед зеркалом.) Свет мой, зеркальце, скажи и всю правду доложи: я ль на свете всех умнее, всех румяней и милее? Молчишь. А вот он всё удивляется, как люди не замечают моей красоты. (Смотрит на свои руки, как будто видит их в первый раз). Руки твои – конденсаторы счастья… (Кружится по комнате.) Твоё тело подобно музыке, которую не успел написать Бетховен. (Обращается к зеркалу.) А может быть, успел… Я похожа на «Лунную сонату»?
Садится за пианино. Звучит проникновенная, прозрачная лирическая тема из «Лунной сонаты» Бетховена. По ночной Москве идёт Крис, как будто хочет обнять весь этот
Парк культуры и отдыха. Из зева чёрных репродукторов звучит бодрая музыка, «Марш авиаторов»: «Всё выше, выше и выше…» Светлана взбирается по ступеням парашютной вышки. И вот она на самой верхней площадке. Её облачают в парашютные снасти, и она решительно бросается вниз, как в пропасть. На неё обрушивается небо вместе с Москвой, и Светлана парит над Москвой.
СВЕТЛАНА. В небо ринуться с обрыва, хоть на миг, не боле. Стоит, стоит миг счастливый вечности в неволе. (Замечает стоящего внизу Криса, машет ему рукой. Приземляется. Крис помогает ей освободиться от парашютных пут.)
КРИС. Ну как там, в небесах?
СВЕТЛАНА. Я могу только ответить последним слогом твоего вопроса: «Ах!..»
КРИС. Что будем делать?
СВЕТЛАНА. Русский смертельный номер мы отработали. Теперь очередь за американскими горками.
КРИС. А у нас их называют «русские горки».
СВЕТЛАНА. Ну, тем более, идем на русско-американские горки.
Русско-американские горки. Шум, визг, смех. А внутри всё смешалось. Пространство словно взбесилось. Непонятно, где верх, где низ, где руки, где ноги. Крис и Светлана, хохоча, выскакивают из этого сумасшедшего аттракциона и бросаются на траву. Земля и небо всё ещё продолжают кружиться.
СВЕТЛАНА (Вскакивает, хватает за руку Криса и поднимает его на ноги.) Вставайте, граф, рассвет уже полощется.
КРИС. Я не граф. Я мистер.
СВЕТЛАНА. Хрен редьки не слаще. Мистер-Твистер, бывший министр.
КРИС. Хрен редьки не слаще. Как это понимать?
СВЕТЛАНА. Ну, в том смысле, что в лоб, что по лбу.
КРИС. Ты иногда говоришь загадками.
СВЕТЛАНА. Не загадками, а поговорками. (Стучит ему пальчиком по лбу.) И твоему прагматичному, рациональному американскому уму этого не понять. Пошли лучше в комнату смеха.
КРИС. А ты сегодня ещё не насмеялась?
СВЕТЛАНА. Нет! Сегодня мы будем петь и смеяться, как дети.
Комната смеха. Военные, милиционеры, совслужащие, спортсмены, пионеры в красных галстуках и октябрята – все смеются и хохочут, как дети. И как не хохотать? В кривых зеркалах уморительно смешные фигуры и лица. Крис и Светлана хохочут до упаду. Но постепенно уморительные лица превращаются в морды, свиные рыла – в каких-то жутких монстров. И постепенно смех на лице Светланы переходит в удивление, недоумение, и всё это сменяется выражением страха и ужаса. Она обхватывает голову руками, мчится к выходу, а монстры преграждают ей дорогу, хватают её за руки, встречают её звериным оскалом и ржут ей вслед, как будто всё исчадие ада вырвалось наружу и вселилось в окружающих её людей. Она с немым воплем выскакивает из комнаты смеха. Крис в недоумении выскакивает вслед за ней.