Свет во тьме
Шрифт:
— Это мы запросто, — усмехнулся Барток, мгновенно вытаскивая из своего рюкзачка небольшой IPod и солидного вида беспроводные наушники SONI, что по размеру почти не уступали самому чернокнижнику.
— А это ещё что за бесовской артефакт и… устройство для пыток? — тут же озадачился некромант.
— Чувствую, это будет чертовски долгий разговор, — мышонок устало вздохнул и с помощью телекинеза одним движением крыльев надел наушники прямо на голову чародея. — Проще будет услышать, так что наслаждайся «Сладкими снами», Гриня, — зловеще улыбнулся тёмный маг, включая трек на полную громкость.
Глава 4
—
Недовольно качая головой в сторону «деда», открывшего для себя что-то новое, Барток фыркнул, слегка умиляясь, пожалуй, именно так Гриша и общался с великой княжной Анастасией, правда она не оценила столь «фривольный» подход к флирту.
Но с другой стороны его радовала тишина и немного спокойствия, так что он не стал мешать древнему некроманту наслаждаться музыкой. Как говорится: чем бы дитя не тешилось, лишь бы не калечилось. Или там было не так? Но для чернокнижника это было неважно — пока старый лич не устраивает приход апокалипсиса, можно не переживать. Ведь можно же? Вновь задумчиво кинув взгляд на чародея, мышонок в очередной раз с неприкрытым сомнением хмыкнул. Зная Распутина, он не был уверен на сто процентов ни в чём…
— Я не смог тебя забыть, ты моя скорбная молитва, — переключился некромант на очередной трек из плейлиста чернокнижника.
Прикрыв глаза, тёмный маг вновь попытался успокоиться, ему всего-то и нужно, чтобы один старый лич обрёл смертное тело и разорвал с ним контракт, освобождая тем самым из кабалы и рабства нашего мышонка. Пусть у Бартока и были варианты и даже пара лазеек, как можно обойти условия магического контракта, но он был честной летучей мышью и дорожил своей репутацией, ну или, по крайней мере, так его учила мама, а память о ней наш тёмный маг свято чтил. Возможно, как раз из-за этого он и заработал себе репутацию безумного чернокнижника, что готов убивать за несоблюдение сделок, пари и контрактов.
С другой стороны, подобная «слава» сделала ему неплохую рекламу в демонических кругах и различных планах Инферно, контракты и сделки для этих иномирных тварей подобны святому писанию у людей. Но нашего мышонка всё-таки тяготила подобная репутация, как не говори, а не так он хотел прославиться, совсем не так. Хотя, когда-то его искренне называли «Великолепным», «Убийцей драконов», «Другом царей» и прочими приятными словами, а что сейчас? Проклятый чернокнижник, убийца магов, ренегат и отступник.
Какому «герою», пусть и в изгнании, такое будет приятно? Молчите? Вот и Барток не знал, и его всё ещё продолжала тяготить подобная участь, пусть он и мерзавец, но ведь и в нём тоже есть что-то хорошее. Ну, или, по крайней мере, было когда-то. Вновь переведя свой задумчивый взгляд на чертовски довольного некроманта, чернокнижник улыбнулся, этого чародея совсем ничего и никогда не смущало. Пролежал в земле больше века? Плевать, ведь теперь в моём распоряжении целый новый мир! Стал нежитью? Не беда, ведь даже существуя в таком убогом виде можно найти какие-то свои плюсы, главное, не попадаться голодным псам, что могут растащить тебя на части, а так ничего, жить можно. И главное, что этому подонку совершено ничего не мешало веселиться на полную катушку.
— Господи, мне так одиноко здесь, если это то, на что ты надеялся, — эмоционально пела нежить, уже совсем не фальшивя.
В памяти Бартока тут же что-то щёлкнуло, и начали проноситься различные образы: как он скитался по заснеженной Сибири, голодал в пустыне Гоби, пока двигался в сторону Китая и рыскал по всей Азии в поисках силы. Одиночество стало его вечным спутником на долгие годы и даже десятилетия. Скитаясь по свету в поисках магических знаний и ответов на свои вопросы, он познал все прелести меланхолии, тоски по дому и прочие «радости» путешествий без гроша за душой.
— Я был один с момента Сотворения, — повысил голос лич.
Мышонок тут же шмыгнул носом. Он не любил этот трек, ведь тот всегда заставлял его вспомнить о былом, но просто так взять и удалить ему почему-то не хватало духа. Ведь наши воспоминания и память о былом делают из нас тех, кто мы есть, и чернокнижник не хотел забывать, кем он был, кем стал и кем ещё может стать. В памяти Бартока всё ещё был жив образ человека, ставшего драконом, так что наш мышонок искренне верил в то, что при должном усилии и желании можно стать кем или чем угодно.
С другой стороны, убить можно даже дракона, не зря же чернокнижник носил и титул Драконоборца, это так же давало ему пищу для размышлений, ведь на свете нет ничего вечного, и сколь веревочке не виться, а конец один. Так что Барток не питал слишком больших иллюзий на свой счёт, но быть героем ему всегда хотелось, правда, увы, получалось это отнюдь не часто. Так когда-то герой и стал одним из самых тёмных чернокнижников в мировой истории. Шаг за шагом, всё больше и больше уходя во тьму и уже совсем не разбирая, кто враг, он почти позабыл о том, что когда-то и один гордый мышонок был героем и любимцем народа.
— Но вот всё изменилось, всё перевернулось с ног на голову. — Некромант опустил голову.
«А ведь и правда столько всего изменилось за эти века, что и не упомнишь».
Хмуро кивнул чернокнижник, теперь он уже не тот беззащитный мышонок, что когда-то брёл по транссибирской магистрали, промерзая до самых костей и клянча еду у добрых людей. Голод заставляет пересмотреть многие ценности и взгляды на жизнь, а также отринуть былую гордость и принципы. Пусть чернокнижник никогда и не был образцом добродетели и самаритянства, но даже у такого прожжённого мошенника как Бартоломью была совесть и какие-то принципы. Но всё течёт, всё меняется, и мы уже никогда не будем прежними.
— И я сам уже не тот, — повысил голос наш немёртвый волшебник.
Но песня несла в себе не только грусть, тоску и меланхолию; было в ней и нечто притягательное и дарящее воспоминание о французском романе с одной очаровательной мамзелью, как говорится, из Парижа с любовью. Очарование старинной Галлии не обошло стороной и нашего вечно бледного мышонка. Наслаждаясь местной готикой в кафедральном соборе городка под названием Клермон-ферран, он и встретил её, ведь в те годы наш чернокнижник бродил по свету в образе человека, познавая новые грани гедонизма и прочие прелести «смертной» жизни.