Свет золотой луны (сборник)
Шрифт:
– Запомните и вы, Михаил Самуилович, я подлецом еще никогда не был и вас прошу меня в них не записывать.
В трубке раздались гудки. Когда Гаврилов повернулся к чеченцам, те смотрели на него, бешено вращая глазами. До их сознания наконец-то дошло, что денежки за пленника, которые они считали уже своими, уплывают.
– Ты что же это, русская свинья, крадешь у нас двести пятьдесят тысяч долларов и думаешь, что это так тебе даром сойдет? – зашипел чеченец, сощурив злые глаза на Гаврилова. – Приведите-ка мне одного из его кунаков, – распорядился он, – я покажу,
Через несколько минут приволокли Коваля со связанными руками. В нем теперь трудно было признать того веселого и беспечного балагура-весельчака, каким его знали друзья и сослуживцы.
Всегда желанный на любом дружеском застолье, покоритель женских сердец и острослов, Коваль имел вид настолько жалкий и растерянный, что сердце Гаврилова невольно сжалось от боли за своего товарища.
Коваль щурился от яркого света с непривычки после темной ямы. А когда разглядел Гаврилова, то в глазах его засветилась надежда. В это время к нему подошел сзади чеченец, схватил Коваля рукой за волосы и, запрокинув голову, быстро перерезал огромным ножом его горло.
Все произошло так молниеносно, что Гаврилову это показалось неправдоподобным и он словно оцепенел. Но когда боевик, ловко орудуя ножом, отделил голову от тела и швырнул ее к ногам Гаврилова, тот, дико закричав, бросился на чеченца. Его сбили с ног и начали пинать.
Вскоре Гаврилов потерял сознание. Очнулся он уже в вонючей, обмазанной глиной яме. Рядом сидели Патриев и солдат.
– Здорово тебя, Сергеевич, отделали, а Илюха где? – спросил Патриев.
– Нет больше Илюхи, Миша! Нет! Это звери, а не люди. Ты понимаешь – звери? – На этих словах Гаврилов разрыдался, уронив голову на плечо товарищу.
К вечеру следующего дня прибыл Хамзат. Гаврилова вытащили из ямы и привели к нему.
Тот, сочувственно посмотрев на Гаврилова, вздохнул:
– Эх, Толик, Толик. На пару дней тебя нельзя оставить. Можешь не рассказывать, все знаю. Плохи наши дела. Теперь у них накрылись верные четверть миллиона баксов, и они подняли цену. В компенсацию за твоего убитого друга они с меня потребовали еще пятьдесят тысяч да за тебя сто. На меньшее никак не идут, – сокрушенно вздохнул Хамзат. – Да и все равно деньги теперь не помогут. Ведь, как я понял, без своего товарища ты не согласишься уйти.
– Да, Хамзат, ты правильно все понял, – мрачно ответил Гаврилов.
– Хорошо, будем что-нибудь соображать.
Гаврилова снова отвели в яму, где его встретил с расспросами Патриев. Солдат уже спал, болезненно вздрагивая во сне.
«Совсем еще безусый мальчишка. Зачем таких сюда присылают?» – подумал с досадой Гаврилов, вспомнив о своем семнадцатилетнем племяннике.
Гаврилов уже было стал дремать, когда услышал какую-то возню наверху. Открыв глаза, он стал прислушиваться, толкнув при этом Михаила. Люк над их головами сдвинулся в сторону, открыв кусочек звездного неба. Затем небо заслонила тень, и раздался приглушенный голос Хамзата:
– Толик, я спускаю лестницу,
Гаврилов растолкал солдата.
– Давай, служивый, без шума, потихоньку наверх.
– Зачем наверх? – не понял солдат спросонья.
– Убегать будем. Понял?
– Понял. А если поймают?
– Ты об этом меньше думай, а исполняй приказ старшего по званию, я, между прочим, сержант запаса.
Твердость в голосе Гаврилова сразу придала солдату решимости.
– Есть, товарищ сержант, – прошептал он повеселевшим голосом и полез наверх.
– Ты что, Толик, совсем охренел, – возмутился Хамзат, – зачем еще этого с собой тащишь?
– Считай, Хамзат, что он мой сын. А сыновей не бросают.
– Может, ты всю Российскую армию усыновишь? – проворчал Хамзат, когда они уже выбрались наверх.
С Хамзатом был один из его боевиков. Все вместе, стараясь не шуметь, двинулись через двор к тропинке, ведущей на верхнюю террасу. Здесь они забрались на плоскую крышу сакли, и Хамзат тихонько свистнул.
Со скалы кто-то спустил им веревочную лестницу, и они стали забираться по ней наверх.
Потом пошли по горным тропинкам все выше и выше.
– За ночь нам надо успеть добраться до моей пещерки, – озабоченно предупредил Хамзат, – там отсидимся, пока нас будут искать.
Шли всю ночь по каким-то узким горным тропинкам, одному Хамзату известным. Изрядно вымотались, но под утро стало легче, так как дорога пошла под уклон.
Вскоре путники подошли к отвесной скале, дальше идти было некуда. Хамзат нырнул в заросли большого куста орешника и вынес оттуда моток веревки. Привязав веревку, Хамзат сказал что-то по-чеченски своим помощникам и стал спускаться вниз. За ним по очереди спустились солдаты, Гаврилов и Патриев. Они оказались на небольшом скалистом выступе. Оставшиеся чеченцы подняли веревку назад. Хамзат осторожно провел беглецов по узкому карнизу в расщелину, образующую небольшую пещерку.
– Здесь пересидим три дня, – сказал он, – потом я вас отведу поближе к одному блокпосту, а там сами знаете, что делать.
– А эти двое? – спросил Гаврилов.
– Это мои племянники, надежные люди. Хотя они очень недовольны, что я с вами вожусь, но деваться им некуда. У нас старших в роду почитают. Как погиб их отец, я теперь им вместо него. Они нам сейчас наверху нужны. Здесь, в горах, они как у себя дома. Следы запутают, а через три дня придут, скинут нам веревку.
Хамзат открыл консервы с говяжьей тушенкой. Путники поели и, запив из бурдюка ключевой водой, прилегли на расстеленные в пещерке шкуры. После тревожной ночи и трудного перехода все сразу провалились в глубокий сон.
Хамзат какое-то время лежал с закрытыми глазами, слушая мерное дыхание русских, сам он долго не мог уснуть. Наконец сонная дремота начала убаюкивать его тревожные думы.
Неожиданно в пещерном проеме возникла женская фигура. Сердце Хамзата задрожало в сладостном трепете. Он, еще не разглядев лица женщины, сразу признал в ней свою любимую жену.