Свет
Шрифт:
Элис Спрэйк проговорила:
– Он был хорошим мальчиком.
Она громко застонала. Заскрипели и смолкли продавленные пружины дивана. Спустя миг она встала и одернула юбку, прикрыв бедра. Кэрни прикинул, что в ней футов шесть росту, если не больше. Ее физические размеры заставляли его робеть, и она это знала. От нее исходил густой сексуальный дух.
– Майки, я с этим разберусь, – сказала она. – Но ты должен уйти.
– Я пришел за помощью.
Элис его заявление не тронуло.
– Это ты виноват, что он таким стал. Он свихнулся, когда тебя встретил. А ему ведь были суждены чудесные свершения.
Кэрни
– Спрэйк? – недоверчиво спросил он. – Ты про Спрэйка говоришь?
Он не удержался от смеха.
– В день, когда мы встретились, Спрэйк бродяжничал по железнодорожным вагонам. Он себе татуировки ручкой «Бик» делал.
Элис Спрэйк выпрямилась.
– Он был одним из пяти самых могущественных волшебников Лондона, [43] – спокойно сказала она. И, подумав, добавила: – Мне ведомо, чего ты страшишься. Если ты не уйдешь сейчас же, я напущу его на тебя.
43
В этом качестве Спрэйк появляется и в двух ранних рассказах Гаррисона: «The Incalling» (1978) и «Великий бог Пан» (1988); последний был затем переписан в роман «The Course of the Heart» (1991), но там имя Спрэйка изменено на Йексли (Yaxley).
– Нет! – вскрикнул Кэрни.
Он понятия не имел, на что способна Элис. Он постоял, панически переводя взгляд с нее на мертвеца и обратно, затем выбежал из комнаты, ссыпался вниз по лестнице и вылетел на улицу.
Когда он осмелился вернуться домой, Анна спала. Она закуталась в одеяло по самую макушку. Повсюду торчали новые записки. «Проблемы других – это их собственные проблемы, – пыталась напомнить она себе. – Ты не отвечаешь за чужие проблемы».
Кэрни тихо прошел в дальнюю комнату и принялся в темноте опорожнять содержимое ящичков стеллажа, сгребая одежду, книги, колоды карт и личные вещи в сумку с логотипом «Марин». Комната выходила в центральный дворик жилого блока. Вскорости послышались голоса с одного из нижних этажей. Словно бы мужчина и женщина спорят, но слов не разобрать, лишь общее ощущение потери и угрозы. Он встал с колен и задернул занавески. Голоса продолжали просачиваться внутрь. Сложив в сумку все, что хотел, он попытался ее застегнуть. Замок заклинивало. Он опустил взгляд. Сумка и все предметы, в нее сложенные, покрылись равномерно плотным мягким слоем пыли. Он с такой ясностью почувствовал, как жизнь утекает впустую, что снова впал в ужас. В соседней комнате проснулась Анна.
– Майкл? – позвала она. – Это ты? Это ведь ты, правда?
– Иди спать, – посоветовал Кэрни. – Я просто за кое-какими вещами зашел.
Пауза. Анна переваривала услышанное. Потом сказала:
– Я тебе чаю заварю. Я как раз собиралась чаю заварить, но уснула. От усталости отрубилась без задних ног.
– Не нужно, – сказал он.
Он услышал скрип кровати: она поднялась. Вошла, потянулась на пороге, зевнула и потерла лицо руками; она была в длинной хлопковой ночнушке.
– Ты что делаешь? – спросила она. И наверное, унюхала засохшую на куртке блевотину,
Внезапно зажегся свет. Кэрни зачем-то дернулся прикрыть сумку. Они стояли, моргая друг на друга.
– Ты уходишь.
– Анна, – сказал Кэрни, – так будет лучше.
– Да как ты смеешь так говорить, черт бы тебя побрал! – завизжала она. – Как ты смеешь даже заикаться, что так-де будет лучше?
Кэрни начал было отвечать, но замолк и пожал плечами.
– Я думала, ты решил остаться! Вчера ты говорил, что все в порядке, ты же сказал, что все хорошо!
– Мы же трахались, Анна. Все было хорошо, как я и сказал.
– Знаю. Знаю. Все было хорошо.
– Я имел в виду, что мне приятно было тебя трахать, и все, – проговорил он. – И это все, что я имел в виду.
Она сползла на пол в дверном проеме и села, подтянув колени к подбородку.
– Ты заставил меня поверить, что останешся.
– Ты сама в это поверила, – попытался убедить ее Кэрни.
Она сердито уставилась на него.
– Ты тоже этого хотел, – настойчиво ответила она. – Ты практически вслух это сказал. – Всхлипнув, она вытерла слезы тыльной стороной ладони. – Ну ладно, – сказала она. – Мужчины всегда такие идиоты, такие пугливые. – Она неожиданно вздрогнула. – Разве тут не холодно? Ой, я уже совсем проснулась. Ты бы хоть чаю выпил. Это и минутки не займет.
Это заняло больше времени. Анна суетилась. Спросила, достаточно ли ему молока. Стала умываться, потом бросила. Оставила Кэрни допивать чай, сама пошла в ванную и включила воду. Потом он услышал, как она возится где-то в глубине квартиры. Открывались и захлопывались ящики.
– Я Тима недавно видела, – крикнула она. Намек был таким прозрачным, что Кэрни не потрудился ответить. – Он о тебе вспоминал.
Кэрни стоял на кухне, оглядывая утварь на полках и потягивая слабый «Эрл Грей». Он не выпускал из рук сумку, чувствуя, что если поставит ее на пол, то ослабит свою позицию. То и дело откуда-то из ствола мозга по телу расходились волны тревоги, словно некая очень древняя часть его организма способна была учуять Шрэндер задолго до того, как сам Кэрни услышит или увидит ее.
– Я пойду, – сказал он. – Анна?
Он вылил остатки чая в раковину. Подойдя к двери, он увидел, что Анна уже там и загораживает ему путь. Она оделась по-выходному – длинный кардиган с пояском и юбка якобы от Версаче – и у ног держала сумку. Она увидела, что его взгляд упал туда.
– Если ты уходишь, я тоже могу уйти, – вспылила она.
Кэрни пожал плечами и потянулся, нащупывая за ее спиной ручку йельского замка.
– Ну почему ты мне не доверяешь? – спросила она, словно заранее уверившись, что это и впрямь так.
– Ничего подобного.
– Да нет же. Я тебе пытаюсь помочь…
Он сделал нетерпеливый жест.
– …а ты мне не даешь.
– Анна, – быстро сказал он, – я тебе помогаю. Ты пьяница. Ты анорексичка. Ты постоянно болеешь, а в хороший день тебя качает, стоит на улицу выбраться. Ты и в известном-то нам мире едва выжить способна.
– Ах ты сука!
– Ну и как ты можешь мне помочь?
– Я не позволю тебе уйти без меня, – сказала она. – Я не позволю тебе открыть эту дверь.