Свет

Кеннеди Рейвен

– Заставляй себя, Слейд. Воспользуйся силой и призови свою магию.

Стиснув зубы, я разворачиваюсь и, едва успеваю пригнуться, замечаю, как уже замахивается Кадо. Я пытаюсь взмахнуть мечом, но не успеваю поднять его для второго выпада. В последнюю секунду Кадо отступает, и мне в бок врезается не клинок, а его рука, но все равно больно.

Я валюсь на землю, уткнувшись в нее лицом, и дышу так тяжело, что колышутся стебли сухой травы. По медному привкусу во рту понимаю, что,

похоже, у меня рассечена губа.

– Вставай! – приказывает отец.

Я пытаюсь, но дрожу всем телом, а еще я уронил меч. Даже не знаю, куда он упал.

– Вставай!

– Стэнтон!

Услышав материнский голос, я сажусь. Она подходит к отцу с перекошенным лицом. Мне неприятно видеть, что она за меня волнуется, поэтому снова пытаюсь подняться. Это нелегко, и у меня чуть-чуть кружится голова, но я справляюсь. Вот только меч найти не могу.

– Ему нужен перерыв, – слышу я ее слова.

Дядя Иберик качает головой.

– Ай, да все с ним в порядке.

Черные волосы матери слегка развеваются на ветру, которого я не чувствую. Но хотел бы, потому что сейчас так жарко, что я ощущаю себя буханкой хлеба, выпекаемой в духовке Кука.

– Ты здесь уже несколько часов, и он устал.

Отец даже не смотрит на меня, но я вижу, как темнеет его взгляд, обращенный на мать. Я вновь покрываюсь потом, но вовсе не от жары.

– Он фейри, – парирует дядя Иберик. – Мы устроены совсем иначе, чем вы, ореанцы. Мы сильнее.

Интересно, еще кто-нибудь видит, как моя мать сжимает кулаки?

– Да, а еще он наполовину ореанец. И ему всего восемь. Даже мальчики-фейри не могут тренироваться на мечах по нескольку часов под палящим солнцем. Ему нужен перерыв, иначе он перегреется на солнце и не сможет завтра тренироваться. У большинства фейри сила проявляется только в пятнадцать лет! Ты слишком на него давишь. – Мать говорит решительно, не сводя взгляда с отца.

Но я знаю, что произойдет. Позже, когда никого не окажется рядом, отец будет с ней груб. Может, даже причинит боль. Я этого не хочу.

Последние несколько недель я ходил за мамой как приклеенный. Если отец рядом, я отвлекаю его от нее. Пока это легко, учитывая, как он был взволнован тем, что моя сила проявилась так рано. Не хочу, чтобы он снова обратил внимание на мою мать.

Мне приснилось, как он ее бил, и я проснулся, увидев, что матрац был в клочья порван торчащими шипами на спине, с шипов на руке свисали лоскуты простыни. Линии на моей коже раскинулись и на мою кровать, отчего дерево прогнило и обрушился каркас. Потому что эти линии и есть гниль. Может, я и не Разрушитель, но все равно разрушаю.

– Я в порядке, – говорю я, но у меня першит в горле, и как было

бы приятно с головой окунуться в пруд. А еще хотелось бы бросить в него этот дурацкий меч, чтобы больше не пришлось практиковаться.

Кадо молчит, переводя взгляд между взрослыми, но беспокойства я в нем не наблюдаю. Он с радостью втоптал бы меня в землю, если бы того захотел мой отец.

– Видишь? – показав на меня, говорит отец. – С мальчишкой все в порядке.

– Стенто…

– Возвращайся в дом, Элора, – приказывает он.

Мама, кажется, разозлилась, как и мой отец, вот только эта эмоция немного отличается от его. Она всегда улыбается мне и Райатту. Смеется со слугами-ореанцами, она добра и спокойна по отношению к лошадям. А рядом с отцом лицо у нее меняется. На нем либо застенчивое, либо злое, либо испуганное, либо грустное выражение. И все они ей не подходят. Так не должно быть.

Хочу, чтобы она была такой же, как в моменты, когда смотрит на нас с братом.

– Я пойду в дом вместе со своим сыном, – упрямо говорит она.

Сердце у меня гулко бьется, пока я наблюдаю за родителями.

Дядя Иберик изумленно смотрит на нее.

– Как ты смеешь проявлять такое неуважение к своему господину и мужу! Он – фейри. Он привел тебя в наш мир, позволил тебе тут остаться, даровал долгую жизнь, детей и возможность жить в нашем мире.

Мать даже не обращает на него внимания, в отличие от отца. Когда к нам приезжает дядя Иберик, характер у отца всегда становится хуже. Ему не нравится, если кто-то перечит или плохо себя ведет – особенно когда рядом посторонние.

Гнев на лице моего отца вызывает у меня прилив эмоций. Когда он делает шаг к маме, трава у моих ног внезапно становится коричневого цвета. По моим рукам пробегают черные линии. Шипы, каждый разной длины, пронзают кожу.

Когда по траве растекается гниль, отец поворачивается ко мне. Вместо радости, как в первый раз, он крепко сжимает губы.

– Так вот когда проявляется твоя сила? – рычит он. – Ты должен был воспользоваться ею во время тренировки. Вот еще одно доказательство, что ты не прикладываешь никаких усилий.

– Клянусь, я стараюсь, – говорю я ему. Я пытаюсь дотянуться до ноги и стереть кровь, стекающую из порезов на руках, но только рву штаны одним из шипов.

– Тебе нужно учиться, – говорит мне отец и идет вперед. Он проводит взглядом по коротким и длинным шипам, по испачканной порезанной коже. – Ты не имеешь права поддаваться своей магии или дурацким эмоциям, – выплевывает он. – Ты мой сын, и тебе придется научиться использовать свою магию, чтобы я гордился тобой.

А не то пеняй на себя.