Светлая и Темный
Шрифт:
— Язва моя… любимая… — не то послышалось, не то померещилось мне перед тем, как сознание все-таки ускользнуло.
Глава 21
Сквозь сон в сознание просочился жалобный скулеж. Будто дворовый пес сетовал на судьбу и голодный живот… Радостная прохлада, волной свежести омывшая мое тело… одиночество… грусть… и снова чистая, незамутненная, искренняя радость, принятие… слияние… нет, не душ, а чего-то большего, словно меня растворяет в себе нечто безграничное, родное… теперь, но до боли одинокое…
Наконец мне удалось вынырнуть из яркого и красочного переплетения
Дневной свет проникает в помещение через три стрельчатых окна, украшенных витражами, сияющими в солнечных лучах. Цветное стекло играет на свету веселыми бликами, создавая особую атмосферу интерьера. Окрашенные в различные тона «солнечные зайчики» разбегаются по мебели: красивому тяжелому бюро из красного дерева в левом углу; чайному столику в окружении глубоких парчовых стульев-кресел; гобеленам, выполненным в светло-коричневых тонах, почти полностью скрывающим стены, «согревая» общий фон; терракотовым глазурованным изразцам, которыми облицован высокий, мастерски выполненный камин, и внушительному кожаному креслу-качалке, что замерло возле него. В таком обычно хочется представить хозяина дома, который после тяжелого суетного дня, покачиваясь, курит трубку, потягивает янтарный виски и читает любимую книгу.
Я выбралась из-под одеяла, чувствуя слабость, как после болезни, и осмотрела себя. Меня переодели в чистую длинную рубашку из приданого. Чей-то жалобно-радостный скулеж продолжал звучать где-то на задворках сознания, полностью выпихнуть его из своей головы не получалось.
Спустила ноги… на паркет, и моя сибаритская натура возликовала: хозяева здесь гораздо больше заботятся об удобстве, чем в Хемвиле, не говоря уж об обители Святой Матены. И хоть ступать босиком по паркету было холодновато, я наслаждалась его гладкой поверхностью с классическим рисунком в елочку, да впрочем, всем!
Испытывая определенную неловкость — все-таки проснулась в незнакомом месте, куда не своими ногами пришла, — еще раз осмотрела мебель и отделку, даже пальчиками попробовала, потому что сдержать профессиональное и обычное бытовое любопытство сил не было. Еще в туалет хотелось, а ночного горшка не видно.
В поисках этой нужной штуковины осторожно, неуверенно открыла одну из дверей и… оказалась в гардеробе, где сразу же увидела свои сундуки с приданым. Значит, меня в этих замечательных покоях поселили? Классно!
Выглянула в следующую дверь. Хм-м, пустой коридор, с развешанными вдоль стен масляными светильниками под стеклянными колпаками, а не чадящими факелами, как в том же Хемвиле.
Открыв третью дверь, расположенную почти рядом с камином, я замерла от восторга. Уборная, самая настоящая! Да, не унитаз, а можно сказать, почти дырка над полом, с легким гудящим сквозняком в трубе, но все же — цивилизация. Из этой комнатушки вела еще одна дверь, как выяснилось, в теплую комнату с ванной,
Быстро посетив драканий клозет, вымылась, словно ребенок, радостно наблюдая, как убегает в слив вода. Почистила зубы и почувствовала себя гораздо лучше. Выбрала для первого дня в новом доме красивое платье из голубого бархата с золотистой вышивкой ромбиками по корсажу и рукавам, заплела обычную косу и посмотрела на себя в зеркало.
«Я самая обаятельная и привлекательная. Все мужчины без ума от меня. У меня стройная фигура, красивые ноги…» — пропела я, глядя с улыбкой на свое отражение, вспомнив замечательный фильм. [1]
1
«Самая обаятельная и привлекательная» — советский художественный фильм 1985 г.
На меня смотрела красивая молодая женщина. Яркая, экзотическая. Золотая, можно сказать, начиная с аккуратно причесанной головы и до кончиков пальчиков на руках и ногах, ведь там тоже есть двухцветные переливающиеся чешуйки. И голубой бархат ей очень к лицу.
С улыбкой покрутилась, но затем страх и озабоченность снова заполнили золотисто-желтые глаза, отразившиеся в зеркале. И рефреном моим чувствам вторила чужая печаль и тоскливый настырный скулеж.
Присела на стул и задумалась: «Где мой благоверный, когда он так необходим?» Несомненно, я сейчас в его замке — с чего бы меня отправили в другое место. Да еще в бессознательном состоянии и после всех темных клятв, что он принес. А еще не давал покоя кто-то новенький, нахально забравшийся в мою голову. Эмоции Сэбиана пока ощущались приглушенным фоном и нисколько не надоедливым, а вот этот… нытик…
Неожиданно вспомнила, как Ноэль «разговаривала» с Хемвилем. Так-так, похоже, меня уже привязали к родовому гнезду Керо. Я встрепенулась, осененная мыслью, и приложила руку к стене, раскрываясь. Вот оно что… Это мой новый дом: голодная, одинокая, печальная… бессовестная, темная… жадюга.
«Да ты совсем ошалел? — зашипела я, оседая на пол от слабости. — Сейчас всю выпьешь, а что дальше? Опять один останешься?»
Дом поспешил выразить сожаление и неумело рассыпался в извинениях. Видимо, отвык это делать. А может, вообще лишь учился этому.
Удивительно, но мы понимали друг друга без слов, на уровне эмоций. Сидя на полу, привалившись к стене, я хрипло рассмеялась, воспринимая огромный замок этаким большим добродушным псом, который с голодухи чуть хозяину руку по локоть не оттяпал. Какое-то время приходила в себя, потом почувствовала, что со мной поделились… «темной» энергией. Невероятно, но меня обдало живительной прохладой, подобной легкому бризу, а я взамен снова послала Дому радостного тепла. Мы передавали друг дружке внутреннюю силу, делились, оказывали поддержку, сливались, связывались еще крепче, полнее. Да уж, все тут… темные проныры. И муж, и недвижимость его — тоже. А какие сюрпризы еще земля подкинет — страшно представить.