Светлая ночь
Шрифт:
– Марья Николаевна, – вдругъ окликнулъ онъ ее.
Она чуть-чуть повернулась къ нему одной головой.
– Могу я просить васъ сказать мн что-нибудь о нашемъ сын? Вдь я пожертвовалъ имъ, уважая ваше материнское чувство. Пять лтъ я не имлъ о немъ никакихъ извстій, и видитъ Богъ, какъ мн было тяжело… – проговорилъ онъ тономъ, въ которомъ слышались и печаль, и смиреніе, и даже робость.
«Вотъ, если-бъ онъ раньше, всегда такъ говорилъ со мной»… пронеслось
– Боря ростетъ, изъ него вышелъ славный мальчикъ… – отвтила она.
Чувство материнскаго хвастовства сразу овладло ею. Ей захотлось показать ему карточку ребенка, которую она всегда возила съ собою. Она достала ее изъ сумочки и протянула ему.
– Вотъ, взгляните.
Ловацкій всталъ, взялъ карточку и долго смотрлъ на нее.
– Вы счастливе меня, вы черезъ нсколько часовъ прижмете его къ сердцу, расцлуете его… – сказалъ онъ дрогнувшимъ голосомъ. Для васъ сегодня дйствительно свтлый праздникъ. Но я буду счастливъ и тмъ, что видлъ его портретъ. Теперь онъ какъ живой будетъ стоять у меня въ глазахъ.
Въ разсянности, Ловацкій слъ не на прежнее мсто, а рядомъ съ женою.
– Не хворалъ онъ въ эти пять лтъ? Учился онъ чему нибудь? – продолжалъ онъ спрашивать.
Марья Николаевна, повинуясь тому-же материнскому инстинкту, стала разсказывать. Ее удивляло, что она можетъ такъ спокойно, даже съ удовольствіемъ, говорить съ человкомъ, который «разбилъ ея жизнь» (она все-таки была уврена въ этомъ); но вдь она говорила о своемъ Бор!
– Да, вы счастливе меня, – проговорилъ съ глубокимъ вздохомъ Ловацкій, и лицо его какъ будто больше осунулось, и самъ онъ какъ-то сгорбился, точно почувствовалъ на себ прибавившуюся тяжесть.
Она бокомъ взглянула на него, и что-то похожее на жалость прокралось ей въ сердце. Въ самомъ дл, вдь этотъ человкъ могъ не уступить ей своего сына; въ этомъ случа онъ пожертвовалъ собою.
– Вы дете изъ Вильны? – спросила она.
– Изъ за Вильны. Я жилъ въ имніи, хозяйничалъ… теперь ду въ Петербургъ, разсчитываю получить мсто, – отвтилъ онъ.
– Хозяйство не удалось?
– Напротивъ, оно пошло недурно; но я замтилъ, что начинаю тосковать, а это ужъ совсмъ не годится. И притомъ, въ Петербургъ меня тянуло потому, что тамъ я буду ближе къ… къ нашему ребенку.
Марья Николаевна промолчала. Ей хотлось задать одинъ вопросъ, но она сознавала, что это будетъ страшною безтактностью съ ея стороны. И тмъ не мене, она ршилась.
– Разв… никакая другая привязанность не помогала вамъ разсять вашу тоску? – бросила она ему, чувствуя, что краснетъ.
– Нтъ, ничего подобнаго не было, –
– Вы также устали сердцемъ, какъ я? – продолжала она, и позволила себ улыбнуться.
– Какъ вы? – переспросилъ онъ. – Не знаю. О васъ я ничего не знаю.
– Обо мн нечего знать. Я няньчусь съ Борей, немножко хвораю, вотъ и все, – сказала она.
И опять настало молчаніе.
Вошелъ кондукторъ, отобралъ билеты и поздравилъ съ праздникомъ. Когда онъ вышелъ, Ловацкій нершительно повернулся всмъ корпусомъ къ жен.
– Марья Николаевна, вы не думаете, что только простой случай свелъ насъ именно въ этотъ день? – сказалъ онъ задрожавшимъ, какъ перетянутая струна, голосомъ.
Она не отвтила. Тяжесть, лежавшая у нея на сердц, давила все сильне, но было что-то сладкое въ этой боли.
– Подарите мн фотографію Бори, – перемнилъ онъ разговоръ. Она молча, не глядя на него, протянула ему карточку.
– О, какъ вы добры! – сказалъ онъ стремительно.
У нея на рсницахъ вдругъ округлились слезы. Она быстро смахнула ихъ носовымъ платкомъ и повернулась къ мужу.
– Если вы будете жить въ Петербург, я… то-есть это было бы глупо, еслибъ вы никогда не видли вашего сына. Вы можете когда-нибудь зайти… когда меня не будетъ дома… Я предупрежу maman.
– Вы разршаете? Какъ я буду счастливъ! Какъ я отъ всей души благодарю васъ! – воскликнулъ онъ.
Поздъ подошелъ подъ крышу дебаркадера. Въ вагон сдлалось темне. Ловацкій наклонился къ жен.
– Если вы ужъ ршили, если позволяете… будьте великодушны до конца, сдлайте меня счастливымъ именно сегодня. Разршите сейчасъ-же похать съ вами вмст. Я не помшаю вашему счастью, а только раздлю его въ теченіи нсколькихъ минуть, – проговорилъ онъ съ усиливавшейся дрожью въ голос.
Марья Николаевна пожала плечами, не соглашаясь и не отказывая.
Ловацкій и не добивался прямого отвта. Онъ принялся распоряжаться, получилъ багажъ, выбралъ карету.
Когда подъ ними раздался грохотъ мостовой, онъ повернулъ къ жен лицо, освтившееся разгорающеюся радостью.
– А вдь я вамъ еще не сказалъ «Христосъ воскресе!» – произнесъ онъ.
Она дала обычный отвтъ, и оба посмотрли другъ на друга въ нершительности. Потомъ онъ тихо наклонился къ ней и три раза поцловалъ ее. Она отдала ему поцлуи, красня, досадуя, пугаясь и разгораясь приливомъ торжествующаго, властнаго чувства…
– Значитъ, вы врите, что не простой случай свелъ насъ сегодня? – повторилъ онъ свой прежній вопросъ.
– Врю… – тихо отвтила она, отдавая ему свою руку.