Светлячки
Шрифт:
— Крёстная, проснулись ли вы уже?
— А как же, Малыш, конечно встали!
— А Голубка тоже?
— Конечно же, Малыш, и я встала! Что ты нам принёс?
— Я? Ничего. Ну надо же, я-то уже летаю! От нас прямо сюда и опять к нам, и снова сюда, и опять к нам, и снова сюда, и хоть бы что. Ты бы так не смогла, да?
— Я же личинка, а не жучок! Ваша мама, думаю, тоже летать не очень-то умеет.
— Не очень-то. Надо же, я сегодня утром упал с кровати!
— И так кричал, правда!
— А как ты узнала? Неужели слышала?
— Да
— Это я-то крикун? О-о ты, Голуба!
И Малыш опять улетел. У мамы дома уже было убрано, и она как раз намывала окна, так что они прямо сверкали.
— Где ты был так долго, Малыш?
— Залетел на минутку к крёстной под дуб.
— И что ты там делал?
— Ничего, я там был только так, у окна.
— А что они тебе дали?
— Ничего, я ничего не хотел!
— Ну, они тебе всё же что-то дали! Вчера крёстная сказала, что как только ты придёшь…
— У них что-то есть?
— Ну да, иначе бы крёстная не говорила.
— Хм, пусть оставят это себе!
— Но ты же туда за этим сходишь?
— Нет, не пойду.
— Надо сходить! А как далеко ты папу проводил?
— О, далеко. Прямо к трём ольхам.
— Ну, это не далеко. Тебе ещё надо много учиться, прежде чем сможешь летать с папой светить людям.
— А зачем людям надо светить? Мы-то себе сами светим!
— Что ж, раз у них ночь, когда у нас день. Сейчас они спят.
— А зачем же им папа светит, когда они спят?
— Ну, миленький, так надо, так Господь Бог хочет, и ты тоже с папой полетишь туда далеко и будешь хорошенько светить. Ну же, иди и учись летать!
Это Малышу понравилось, и он тут же полетел. Взобрался на крышу, съехал и полетел — полетел в другую сторону прямо к каштанам и тут же опять назад на крышу. Но летать дальше ему расхотелось. Он остался сидеть на крыше и тут вдруг заметил, что из трубы пошёл дым. И уселся на дымоход.
— Мамочка, что там у вас в очаг попало?
— Ничего, миленький! Я хочу приготовить заправку для супа.
— А что, мамуля, если я вам его задую!
— Нет, не надо. Ничего не делай!
Но Малыш всё же начал дуть и очаг почти погасил, если бы мама быстро не подбросила немного сухой хвои. Пламя вспыхнуло, за ним повалил дым, и Малыш закричал, и всё кричал и кричал, и лез с крыши вниз.
— Ой, мама, мамочка, ой-ой, мамочка!
— Что опять, Малыш?
— Ой, мамочка, мне дым глаза ест!
— Видишь, скверный мальчишка! Поделом тебе, раз ты не слушаешься. Забыл, что тебе папа велел и о чём мы по утрам молимся? Погоди-погоди, я всё расскажу.
— Но мамочка, мне же дым в глаза попал и так щиплет!
— Так тебе и надо, ещё и получишь, когда папа прилетит. Будешь как шёлковый!
— Но я же вам, мамочка, очаг-то не погасил!
— Но хотел погасить и знал, что я тебе это запретила. Нет, такого я тебе прощать не должна. Что же тогда из тебя вырастет! Вот только папа прилетит!
— Ну, мамуля, я же вам его не погасил, я больше никогда его гасить не буду! Пожалуйста, мамуля, не рассказывайте!
— Нет, я должна рассказать!
Но когда Малыш всё просил и просил, и даже опять заплакал, и снова упрашивал, и обещал, что будет слушаться, тогда мама дала себя уговорить и обещала ничего не рассказывать.
— Ну! Хватит плакать! И следи за собой! Или тебя никто любить не будет. Светлячок должен слушаться. Смотри, как папа слушается!
— Папа? А кого он слушается?
— Он Господа Бога слушается. Ты ведь знаешь, что он каждое утро улетает из дома и целый день его нет, до самой ночи — хоть у него крылышки и болят, но на следующий день он опять летит, только ради того, чтобы быть послушным. Вот видишь! И крёстный тоже слушается, и крёстная, а Голубка, та и подавно слушается! А ты всё ещё всхлипываешь и такой весь чумазый.
И Малыш сказал:
— Мамуля, я пойду купаться.
А мама ответила:
— Иди-иди.
Ведь она знала, что её Малыш не утонет.
И Малыш пошёл купаться. Но не в ручье. В самом низу поляны росла высокая трава, и роса на ней была как кристаллы граната. [10] Малыш разбежался и прыг в траву сразу во весь рост и барахтался так, что трава колыхалась. Потом вылез, разбежался и снова прыг в росу, да так, что брызги кругом. А когда вволю накупался, вскочил на веточку, отряхнулся от росы и фьють — прямиком под дуб к крёстной.
10
У нас говорят: «алмазные (брильянтовые) капли росы», а в Чехии капли росы сравнивают со знаменитыми чешскими гранатами, символом королевства Чехия.
У окна он остановился.
— Голубка, ты уже не сердишься?
— А чего мне, Малыш, сердиться?
— Боже, как я выкупался. А ты тоже умеешь плавать?
— He-а. С чего бы мне уметь?
— Боже, я умею плавать!
— И ладно, Малыш! Мне надо идти помочь маме.
— А где же крёстная?
— Рубит хвою во дворе. Идём смотреть!
И Малыш пошёл смотреть.
— Что же ты нам принёс, Малыш?
— Да ничего, крёстная. Я купался. А у вас, крёстная, что-то есть?
— Кое-что хорошее, любезный, у нас есть, но не знаю, дам ли я тебе. Раз ты так скверно говорил с Голубкой, а потом сбежал! Она плакала!
— Плакала? Я с ней так больше говорить не буду.
— Ну, посмотрим. Видишь, тут у меня целая гора нарубленной хвои. Давай, неси её вместе с Голубкой вон туда под навес, чтобы не отсырела. Но её надо ровненько складывать в поленницу. Потом кое-что тебе дам.
Малыш кивнул и начал носить, не жалея сил. Крёстной же показалось, что слишком не жалея.