Светлячок для бандита
Шрифт:
— Олег – это другое! Ты…
— А что ты хотел? – накидываюсь я на него, не выдерживая. Сердце бьется, как сумасшедшее, и больше всего мне ударить Андрея сейчас хочется! Чтобы прекратил все это! – Чего ты хотел? Чтобы я Захара в тюрьму к тебе таскала, да? Такие прекрасные воспоминания для ребенка – отец за решеткой… просто песня! Напустился на меня, тоже мне… да чему ты его научить можешь? Заточки делать?
— Дура! – выпаливает Андрей, резко отпустив меня, и я чуть ли не сваливаюсь на кровать. – Я имел право знать!
Может, имел.
Имел он право…
— И что теперь? – спрашиваю я у него. – Будешь по выходным приходить, да? Заставишь Захара полюбить себя, баловать будешь, пока тебя снова не закроют? Или, того хуже, не пристрелят! А мне потом его утешать!
Андрей садится на мою кровать, и обхватывает голову руками. Глаза прикрывает, словно видеть меня не может. Или не хочет…
— Андрей, — я опускаюсь на пол, и обхватываю его ноги руками. – Захару нужен именно отец, понимаешь? Отец, а не приходящий временами мужчина, который лишь балует ребенка подарками, откупаясь от совести. И я не думаю…
— Вот и не думай дальше, Светлячок! У тебя это отлично получается! – поднимает на меня глаза Андрей. – Теперь думать буду я – и за себя, и за тебя. И за нашего сына. И, к слову, ни в тюрьму, ни в могилу я не спешу. У тебя есть для меня какая-нибудь одежда?
— З-зачем? – запинаюсь я от такого неожиданного перехода.
— Сегодня я остаюсь здесь, с сыном! – заявляет Андрей безапелляционно. – Утром поговорим, а сейчас, пожалуйста, дай мне какую-нибудь одежду, и… оставь меня! Иначе будет лишь хуже!
ГЛАВА 15
Марина
И как так получается, что во всем и всегда виновата я?
Андрей шантажировал меня родителями, заставляя сопровождать его на сомнительные сборища – и он не виноват. Это же пустяк! Подумаешь, шантаж. Ерунда, плевое дело! Да и отпустил он меня… специально отпустил, подозреваю. Знал ведь, что я уже не уйду от него! Потому и сказал тогда, по дороге в Москву, что не держит меня больше.
Родителей за решетку упрятал – так у него ведь причина была, а я, гадина и стерва, не плюнула на своих маму и папу. И причина ведь была, но неужели я должна была проглотить это? Я бы и за него боролась, подставь его мои родители!
Изменил… ах да, виновата снова я! Что не досмотрела ту сцену до конца, чтобы убедиться, что мои глаза мне врут!
И теперь я снова виновата, что про сына не рассказала! Вряд ли нашлась бы идиотка, которая поехала бы в колонию после всего этого, и сообщала об отцовстве.
— Вот, можешь надеть, — протягиваю Андрею спортивные брюки, на которые он
— Нет, чтобы ты удрала? И не мечтай!
Андрей забирает брюки из моих рук, и начинает снимать джинсы.
Совсем не изменился… никакой деликатности!
И как же тяжело находиться с ним рядом! Раньше легко и просто было, а сейчас… давит! И рядом быть сложно, и не рядом невозможно.
— Ужинать будешь?
Кивает.
— Спасибо, надеюсь, ты мне крысиного яда не подсыпала?
Хватаюсь за голову и ахаю в ужасе.
— Забыла купить, представляешь? Хорошо что напомнил, а то мне, подозреваю, тебя еще завтраком кормить!
— Все шутишь? – хмурится Андрей, но лицо его несколько смягчается.
Шучу. Наплакалась уже, хватит!
Сидит. Молчит и ест. В окно смотрит сосредоточенно, словно там что-то важное находится. А я его разглядываю с любопытством. Все же, одно дело – рассматривать любимого человека, и совсем другое – отца своего ребенка. Искать схожие черты, различия. Выискивать то, что раньше не замечала…
Многого не замечала! Три маленькие родинки на шее – у Захара тоже такие есть. И…
— Откуда у тебя шрам? На шее? – интересуюсь я, разбивая эту странную тишину вдребезги.
— Пырнули. В колонии старого знакомого встретил, который не очень меня любил, — поясняет Андрей, не глядя на меня.
– Меня, впрочем, мало кто любит.
Интересно, что с этим старым знакомым сейчас? Жив ли он?
Лучше не знать.
— Какого числа Захар родился? – спрашивает вдруг Андрей.
— Первого августа.
В сумасшедше-жаркий день, когда воздух замер в бездвижии. Именно тогда меня и повезли на кесарево, объяснив, что дальше тянуть нельзя. И я, тогда уже всем сердцем полюбив нерожденного ребенка, боялась не смерти, а что не увижу его, умерев на операционном столе…
— Почему именно Захаром назвала?
— Так врача моего звали, — вздыхаю я. – Который занимался мной в Израиле. Моя первая любовь – детская еще, но я очарована была. Он пообещал мне, что я поправлюсь, добр был ко мне, и я дала себе слово, что если у меня когда-нибудь родится сын – Захаром назову. Ты бы другое имя выбрал?
И зачем я спросила…
— Пожалуй, нет. Не выбрал бы.
Против своей воли чувствую глупое довольство. Мое имя Андрею не нравится, так пусть хоть имя Захара ему нравится. Только вот, подозреваю, Андрею не понравится тот факт, что Захар носит отчество по моему папе.
— Еще будешь? – я киваю на кастрюлю, чтобы поскорее перейти с этой щекотливой темы, и раздается звонок в дверь. – Сейчас, открою. Наверное, Крис решила зайти.
Кивает рассеянно, и снова в окно уставляется. На всякий случай тоже смотрю на улицу, но ничего интересного там не наблюдаю – голые ветки деревьев, покрытые снегом, и очаровательный вид на гаражи.