Светлый град на холме, или Кузнец
Шрифт:
В это же время осматривали и Сигурда Хубава, Ганна, Легостай и дядя Бьорнхард. Кроме шрамов, которые считать изъянами у воина невозможно, недостатков не нашли, сообщила мне после Ганна.
– А вообще хорош он, да, Хубава? – усмехнулась лукаво Ганна.
– Ох… и бесстыжая ты, – отмахнулась Хубава, смущённо смеясь и пряча лицо. – Вот веришь, Сигню, всегда Ганна такая была. Бесстыжая.
– А чего ж, – засмеялась Ганна. – Я повитуха. Какая стыдливость при моём опыте… – она прыснула ещё веселее.
– Ой, ладно, всегда найдёшь повод поскабрёзничать, – поморщилась
О том, как я «показалась» брандстанцам я не знала…
…Лодинн приехала из Сонборга вместе с остальными посланцами. Немедля я призвала её к себе, чтобы расспросить о невесте.
Лодинн улыбнулась одной из своих жутких улыбок:
– Одно скажу тебе, хиггборн Рангхильда, я никогда не видела никого подобного ей. Свет красоты исходит от неё. В её наготе божественная прелесть! – сказала Лодинн неожиданно восхищённо и многословно, при этом её собственное лицо было словно придумано древними сказителями для жутких легенд, до того уродлива она была: кривая спина, которые покрывал плащ всегда всклокоченных зеленоватых волос, длинные руки ниже колен, чёрные глаза, как острые буравчики, зубы торчащие из-под щетинистых чёрных усов, если бы росла и борода, её нельзя было бы отличить от страшенного мужчины, тес более что и роста она была не меньше любого из них.
Я разозлилась, ещё её восторгов мне не хватало!
– Чёрт с Западных гор пусть съест твою печёнку! На что мне её красота? Девственница? – нетерпеливо воскликнула я.
– О, несомненно! – сказала Лодинн.
– И рожать сможет?
– Сколько угодно, – подтвердила моя верная гро.
– Вот об этом мы должны позаботиться, – сказала я, напряжённо глядя в глаза Лодинн. – Ты понимаешь? Лодинн, детей не должно родиться от этого союза. Эта девчонка мне не нужна как мать моих внуков.
– Сразу её убить будет неправильно, хиггборн, – сказала Лодинн, – её боготворят в Сонборге.
Я взорвалась:
– Кто спрашивает твоё мнение, гро?!
Лодинн почтительно склонилась, произнесла негромко:
– Во время Медового месяца только непреодолимая сила может помочь ей забеременеть. Я приняла меры в доме на озере Луны.
– Вот и хорошо, – смягчилась я. – А после восшествия Сигурда на объединённый трон, дадим устояться всему, тогда и уберём эту девку, отродье Рутены. Она нужна мне как ключ от Сонборга для моего сына…
– Точно так, хиггборн.
– А пока пошлём подарок невесте. Пусть думает, что свекровь души в ней не чает, – злорадно засмеялась я, предвкушая начало своей беспроигрышной игры против дочери Рутены.
За пять дней до свадьбы ко мне явился мой сын и спросил, смущаясь:
– Как мне поступать с девственницей?
Я усмехнулась пренебрежительно:
– Ты уверен, что Сигню девственница? Она ведь дочь конунга. Дочери конунга всё позволено, были слухи о ней и её алае, Нестом его прозвали даже, года полтора назад, – сказала я, зорко наблюдая за ним, если он не влюблён в девчонку, ему будет всё равно. Нет, он вздрогнул и посмотрел на меня с беспокойством:
– Ведь твои лекари осматривали
– Они смотрели, здорова ли она, нет ли физических изъянов видных глазу. Но кто посмел бы касаться дочери конунга, чтобы убедиться в её чистоте?! Если бы ты простую девчонку брал, её ощупали бы, мы были бы уверены. Но хиггборн стоит выше всех, выше будущего мужа, лишь снисходит к нему. А сонборгская семья вообще могла не позволить осматривать их невесту. Но Торбранды всегда чтили традиции и законы…
– Ох, мама, не до законов мне сейчас… Ты же была девушкой… – он смотрит на меня глазами своего отца, но ещё более яркими, огромными, бездонными, чем были у Эйнара…
Я вздохнула, ну и расспросы ты мне устраиваешь, сын…
– Что баба, что девушка, у всех всё одинаково, – сказала я. – Всё сам поймёшь, ты же влюблён в неё… – я начала злиться, потому что ревную его к дочери той, что отняла у меня его отца?! А если эта отнимет сына, вдруг со страхом подумала я.
«Но нет, я теперь умнее, я хитрее, я сумею всё сделать так, что ты сам вырвешь дочь мерзавки Лады из своего сердца, если успел впустить её… «Божественная прелесть»… Черти вас пусть возьмут с прелестями вашими, проклятые иноземки!» – думала я, забывая, что я сама такая же полукровка, как и моя будущая невестка…
За неделю до свадьбы меня начали готовить: водили в баню каждый день, втирая там в мою кожу пахту, драгоценные масла и мёд, соскребая их деревянными лопатками и снова втирая. От этого кожа моя становилась ещё душистее, глаже и мягче, ещё нежнее и белее.
В волосы втирали масла, смывали желтками, лили жидкий мёд, оборачивали, смывали отварами трав, цветов. Заставляли много спать, чуть ли не опаивая для этого медами. Этому я сопротивлялась, всегда не любила дурманов, но Ганна и Хубава только посмеивались:
– Отоспись пока, касатка. Муж молодой, а там дети пойдут. Да и не до сна йофурам.
Я не слушала их. Я, пребывая в задумчивости, ходила к учителю своему Дионисию, он подолгу беседовал со мной на разные темы: о браке, о детях, о любви.
Однажды он сказал мне:
– Твой избранник, наш будущий конунг, получил от Бога всё, о чём только может мечтать человек: пытливый ум, подкреплённый любознательностью. У него горячий темперамент, заставляющий его не медлить с воплощением принятых решений. Мышление его обширное и изобретательное. Уже одним этим ты должна быть счастлива, лучшего мужа, лучшего конунга ты не могла найти.
Мне польстило его мнение о Сигурде.
– Ты сказал «Бог»…
– Ты забываешь всё время, что я христианин. Арианец. Спасибо линьялен Сольвейг и тебе, что не преследуете меня за то, что я не привержен вашей вере.
– Но ты почти не рассказываешь мне о своей, – сказала я.
– Я не имею права тебя обращать. Это было бы коварным предательством по отношению к твоему отцу и деду, позволившим мне быть не только не рабом у вас, но учителем молодых.
– Маркус тоже не наших верований, он рассказывал мне о своих Богах. Они не такие как наши. Чем твой Бог отличается? Расскажи, Дионисий!