Светорада Янтарная

Вилар Симона

Светорада видела, как Варда поднялся, видела его замкнутое лицо под золоченым ободом шлема, нахмуренные брови. На Светораду он теперь не смотрел, вышел, затворив за собой тяжелую дверь. Очень красивую дверь – позолота, мозаика из ценных пород дерева, даже самоцветные каменья.

– Где я? – вновь спросила Светорада, оглядывая роскошный полутемный покой, едва освещенный лучами солнца, проникающими из– за портьер на высоком окне.

– Ты в Кариане. Это личные покои Зенона.

Светорада вспомнила, что Кариан – один из дворцов Большого Палатия. Значит, она в Палатии? И вмиг все вспомнила. И кафизму, и ласково взиравшего на нее Льва, а главное… Главное, она поняла, что влюбилась в его беспутного брата, кесаря Александра. И он об этом знает. Не мог не понять по ее лицу, если, конечно, не догадался об этом раньше,

когда она льнула к нему на морском берегу, пока он однажды не перестал приходить на их тайные свидания… Понятно теперь, отчего перестал. Кесарь империи не был волен в своих поступках, его могли увлечь иные дела. Разумеется, он видел, как она лишилась чувств, едва узнав, кто он на самом деле. Раньше он скрывал это. «Пусть мы останемся друг для друга стихиями, – говорил ее Тритон у моря. – Ветром, волной, небом, морем и… страстью».

Княжна попробовала приподняться, провела рукой по лицу. О Боже правый… боги! Она тупо смотрела перед собой, не зная, как ей быть. Как?.. Разве он не сказал ей ранее: «Ветер, волна, страсть…» И все. Ясно же, что с его вершин не спускаются до нагих наяд, так щедро и безрассудно отдающих свое тело.

Препозит Зенон, стоявший подле нее, что– то говорил Ипатию. Светорада заставила себя вслушаться. Оказывается, сейчас он был больше препозитом, чем братом, и, несмотря на просьбы Ипатия оставить их одних, настаивал, чтобы Ксантия шла выполнять поручение базилевса: давать разъяснения поварам насчет блюда, которое наисветлейший пожелал испробовать на сегодняшнем пиру.

– Разве ты не понял, что от нее будет мало толку, пока она не почувствует себя лучше? – резко прервал Зенона Ипатий. – Жара, шум, волнения. Немудрено, что бедняжка лишилась чувств. Ей надо передохнуть. Оставь же нас. Нам надо переговорить со Светорадой.

Полное лицо Зенона застыло, он смотрел на брата почти гневно. Наконец чуть заметно кивнул.

– Только недолго. Я пришлю за ней.

Опять открылась и закрылась роскошная дверь. Светорада осталась вдвоем с Ипатием. И если раньше княжна рядом с ним чувствовала себя защищенной, то сейчас она испытывала неловкость. Откинувшись на высокое изголовье ложа, она старалась не смотреть на него.

– Светорада, – позвал он, подсаживаясь на край ложа. – Светорада, взгляни на меня.

Она исполнила это через силу. Лицо Ипатия было бледным, он сутулился, его руки бессильно лежали на коленях, но глаза остро блестели.

– Ты понимаешь, пока я с тобой, ты еще в безопасности? И если ты сейчас уйдешь со мной… если позволишь увести тебя из Палатия…

– Ты решишься меня увести?

Взгляд его стал еще более острым, потом он опустил веки. И застонал.

– Моя маленькая Янтарная княжна… Моя любовь, моя невеста… Ты еще не знаешь, что, каковы бы ни были обычаи в Византии, каковыми бы ни были понятия чести и добродетели обычных людей, в Большом Палатии подчиняются совсем иным законам. Недаром я избегал проводить тут свое время, чтобы не касаться всего этого… чтобы не замараться. И я страшусь того, что приказано наивысочайшим. Я не хочу оставлять тебя тут. Даже несмотря на волю императора Льва Мудрого…

– Но базилевс повелел. Что мы можем сделать?

– Мы? Значит, для тебя еще существуем «мы»?

Его голос вдруг ослабел, словно из Ипатия стали уходить силы. Светораде даже стало жалко его. Но она старалась сохранять невозмутимость.

– А что изменилось, Ипатий? Я выполню наказ базилевса, попытаюсь выслужиться в Палатии и, возможно, добьюсь того, чего ты так хотел: получу разрешение на твой развод с Хионией, чтобы мы смогли наконец предстать перед алтарем.

Он крепко сжал кулаки и уперся в них лбом. Крупно задрожал.

– Если ты останешься… Мы… нас уже никогда не будет.

– Вот так? Твои понятия о добропорядочности до странности переменчивы. Или ты забыл, что твоя любовь не пошатнулась, даже когда я была выставлена на рынке рабов? Тогда я для тебя все еще оставалась золотой княжной. Ты поднял меня и приблизил. А ведь ты не можешь не знать, через что проходят невольницы.

Он вздохнул, невидящим взором смотрел перед собой.

– Княжна моя… ты всегда была для меня княжной, моей прекрасной мечтой, моей избранницей. С тобой я познал истинное счастье. И обвенчаны мы или нет – ты уже стала моей семьей. Я гордился тобой, я уважал тебя. Видел, что мое отношение к тебе

сделало тебя уважаемой в глазах многих. Поэтому я добился встречи с латинскими священнослужителями, поклонился им и объяснил ситуацию с моим браком с Хионией. Я не говорил тебе об этом, хотел сообщить чуть позже, когда смогу объявить себя свободным и достойно просить твоей руки. И вот теперь… Зенон сказал мне, как на тебя смотрел Лев… и его брат Александр. И если ты останешься в Палатии… Пойми, все эти разговоры о твоем умении разнообразить блюда императорского двора только предлог. Ибо женщина, которую оставляют здесь без ее покровителя, предназначена для кое– чего иного. И если ты поступишь так, как от тебя ждут… Если достанешься иному мужчине… Я не уверен, что сочту тебя достойной носить имя Малеил. Это мои принципы, я не могу ими поступиться. Ты мне нужна вся, полностью, и я не желаю с кем– то делить тебя… подбирая остатки с чужого пиршества!

Он был очень гордым, патрикий Малеил. Всего его почтения к базилевсу было недостаточно, чтобы слепо покориться наисветлейшему. За это его и не любили в Палатии, и даже всего влияния препозита Зенона не хватало, чтобы продвинуть брата по служебной лестнице. И там, где иной с удовольствием поделился бы своей женщиной и достиг вершин, Ипатий видел только ловушку для себя. Для своей чести и любви.

Светорада вдруг поняла, что теряет его. Но почему– то не испытывала никакой грусти. Она так долго жила под его покровительством, так долго расплачивалась с ним собой за его любовь, что захотела уже чего– то другого. Она мечтала о свободе, о переменах и даже риске… Она мечтала о другой любви… Хотя понимала, что это приведет к разлуке с Ипатием, потому что он не простит измены.

Ах, если бы все дело было только в императоре!.. Но она думала об Александре. О том, что они встретились. И теперь… Что она для самбазилевса? С Ипатием же она всегда под защитой. Была… Ибо для себя княжна уже решила, что останется.

Светорада попыталась схитрить, стала говорить, что не может не выполнить приказ базилевса, что если ее стряпня расположит императора и двор, то это не повод считать ее изменницей. Но Ипатий только горько улыбался. Это рассердило княжну.

– Я ведь сказала тебе: уведи меня. Не обвиняй, а возьми ответственность на себя. И если сейчас ты позовешь меня – я последую за тобой. Ну же!

Она протянула ему руку.

Его опять стала бить крупная дрожь, глаза заметались, глубокая борозда залегла между бровей. Но он не двигался с места. И Светорада впервые испытала презрение к этому человеку. Ипатий хотел быть сильным, но сильным ее решением. Сам он уже ничего не мог. Даже не решился взять протянутую ему руку.

В дверь постучали, Светорада быстро поднялась, шурша длинным подолом, оправила на голове звенья янтарных подвесок и распахнула дверь. На пороге стоял китонит [86] – один из евнухов, каждая морщина которого свидетельствовала об его обширном опыте. Он прижал руки к груди, поклонился и обратился к Ипатию, велев прислать во дворец вещи и личных слуг госпожи Ксантии. Потом поклонился уже Светораде, попросив следовать за собой.

86

Китонит – придворная должность, чин служителя внутренних покоев, обычно дававшаяся евнухам.

Она вышла, не оглянувшись на Ипатия. Следовала за китонитом по переходам Священного Палатия. Винтовые лестницы, арки, высокие анфилады великолепных дворцовых покоев; открывались одни двери, закрывались, еще переход, вновь дверь, подле которой стояли, словно вылитые из меди статуи, охранники. Роскошь, блеск, позолота, глянцевый мрамор полов и колоннад, снующие фигуры в длинных одеждах и вытянутые силуэты мозаичных святых на стенах. Вскоре евнух со Светорадой вышли на залитую солнцем террасу, откуда открывался вид на изумительные сады и синеющее вдали море. Китонит попросил не задерживаться замершую было в восхищении молодую женщину, провел ее в очередную арку. Наконец они миновали несколько дверей и оказались в небольшом помещении с панелями темного мерцающего мрамора в человеческий рост, но со светлым полом и светлыми посеребренными скамьями, на мягких сиденьях которых сидели женщины. Они торопливо встали и поклонились при появлении княжны и ее провожатого.