Светорада Золотая

Вилар Симона

Кетиль согласно закивал головой – он тоже понимал, что если их схватят, после того как они выкрали невесту конунга Гардар, то самое малое, что их ждет, – это кровавый орел.

– Не пугайся раньше времени, храбрый Кетиль, – отозвался Ульв. – Наш хевдинг Гуннар достаточно разумен, чтобы и увести нас от погони, и заполучить столь лакомый кусочек, как невеста самого Ингвара Рюриксона.

Похоже, за прошедшее время Гуннар добился уважения своего нового хирда. И, кажется, Гуннар был единственным, кто знал дорогу и умел ходить лесом. Он только терпеливо вздыхал, когда Ульв умудрился попасть в трясину и его пришлось вытаскивать, а еще один варяг, лысоватый крепыш с острым именем Книв, [125]

вдруг сошел с тропы и отчаянно взвыл, угодив ногой в капкан. И хотя Книв храбрился и прошел еще немного, опираясь на костыль, в конце концов, смастерили носилки и для него. Стемку тоже впрягли.

125

Книв – по-скандинавски нож.

– Проклятые чащи! – ворчал Кетиль, отцепляя свои длинные, собранные в хвост волосы от колючек. – В Норейге даже в самых троллиных местах такого нет, хвала светлым асам! [126]

И действительно, даже Гуннар вскоре понял, что в этой глухомани маловероятно встретить кого-либо, кроме леших и водяных кикимор. Но если они все же встретят людей… лишние видоки им ни к чему. И Гуннар дал людям приказ убивать любого, кого увидят.

– Разве что тролля, – хмыкнул Кетиль. – Кто еще вздумает тут поселиться?

126

Асы – верховные божества у древних скандинавов.

Местность вокруг и вправду казалась совсем непригодной для жилья. Между раскидистыми деревьями стояла вода. Высокие острые пни, торчавшие повсюду, указывали на то, что они вступили в край, облюбованный бобрами. Возможно, сюда и добирались охотники за мехом бобров, но только не летом. И бобры беспрепятственно сновали тут среди валежника и при всплеске воды под ногами путников убегали точно с ленцой.

К вечеру было решено сделать, наконец, привал. После такого перехода и бессонной ночи даже выносливые викинги были вконец утомлены. Они устало упали на землю, вяло переговаривались о том, что было бы неплохо перекусить и согреться у костра. Тогда раненый Книв, почти всю дорогу проспавший под мерное покачивание носилок, вызвался помочь товарищам и, пока в лесу окончательно не стемнело, пошел искать среди навалов бревен сухие коряги.

Когда развели костер и искры от него полетели в небо, подозрительный Ульв спросил, не привлекут ли они к себе внимания? Гуннар спокойно ответил: в такой глуши вряд ли. Его больше тревожила Светорада. Она по-прежнему была связана, но теперь Гуннар решил освободить ее от пут. Даже отпустил сходить за деревья.

Но девушка умудрилась тут же найти поваленные бревна и попыталась по ним уйти от варягов. Пришлось гоняться за ней с факелами по мелководью, пока не поймали и Гуннар не приволок ее назад. Волок довольно грубо, так как Светорада при поимке расцарапала ему лицо. Однако у костра он опять держался с ней учтиво. Отвернувшись от них, Стема распутывал промокшие за день ремни на поршнях и слышал, как варяг говорил княжне по-славянски:

– Тебе не следует показывать свой дурной нрав, Рада. Мои люди должны научиться уважать тебя как мою невесту. Что же они подумают, если ты бегаешь от нас, как неразумная коза, не подумав, что вокруг глушь, дикие звери и трясины?

– Я не твоя невеста, Гуннар, а Игоря Киевского, – наконец подала голос девушка.

– Сдается мне, – медленно подбирая слова, начал Гуннар. – Сдается, что вы не так и ладили с Игорем. Людям языки не завяжешь, они заметили, что не было мира между вами.

– Рано или поздно мы сжились бы с ним. Да и при чем тут Игорь? Союз с ним – это прежде всего союз Киева и Смоленска, это единый днепровский путь и объединение Руси. Я всегда это знала. Знала, что мне отдадут Смоленск, который будет моей силой и моей заботой. Так хотели родители, и их наказ я должна

была исполнить. А ты… Ты нарушил их волю, волю людей, которые вырастили и подняли тебя. И отныне ты мой враг, Гуннар!

– Скоро ты перестанешь так думать, Рада, когда увидишь, сколько людей будут почитать тебя и какое богатство тебя ждет в Раудхольме – моем… моем городе. Ты не будешь больше горевать. А когда родишь нашего первого сына, я дам весточку твоим родным и выплачу им положенное вено. [127] Я не хочу бесчестить тебя…

– Ты не понимаешь, Гуннар! Я должна была стать княгиней Руси. Что по сравнению с этим твой жалкий Рыжий Холм? И я бы ни за что не отказалась от своего высокого удела… И не откажусь!

127

Вено – выкуп за невесту, который вместе с приданым служил формальным признанием брака. Без выплаты вено и приданого брак считался незаконным и дети от него не являлись полноправными наследниками отца.

«А со мной на край света хотела…» – вспомнил Стема и так сжал руками пояс, что его чешуйчатые драконы и окруженная зернью бирюза впились в ладони. На душе было гадко… Сам себе не мил. Пока они шли без остановок, его отвлекали дорожные заботы, и он не особенно задумывался над тем, что сделал. Что было надо, что было обещано – то и сделал. Но сейчас душа болела, будто избитая камнями.

Гуннар еще что-то говорил Светораде негромко: мол, она была предназначена ему самой судьбой, их отцы ударили по рукам давным-давно, и Эгиль поступил бесчестно, забыв то, о чем некогда сговорился со старым другом Кари Неспокойным. Светорада больше не отвечала ему. И к предложенной еде не прикоснулась. А на другой день, так же отказавшись от пищи, она опять дала понять, что с места не двинется. Пришлось вновь ее связать и уложить на носилки.

Погони пока не наблюдалось, варяги были этим воодушевлены и бодро двигались вперед. К тому же и проклятые заболоченные низины они уже прошли. И хотя лес оставался таким же густым и темным, так что дорогу временами приходилось прорубать секирами, люди повеселели.

Только Гуннар по-прежнему был озабочен. Особенно когда они вышли на тропинку и негаданно оказались перед высокой насыпью кургана, на котором стояло изваяние славянского божества. Викинги с удивлением рассматривали деревянного истукана, неизвестно кем поставленного в такой глухомани, но Гуннар стал торопливо их подгонять. Пояснил: такие курганы-насыпи с покровителем рода ставят на границе больших семейных объединений, они служат межами между угодьями рода и, следовательно, находятся в довольно обжитой местности. Поэтому викинги торопливо двинулись дальше в путь, Гуннар шел впереди, зорко поглядывая по сторонам и не спуская руки с наложенной на тетиву стрелы.

И все же первому довелось стрелять не ему, а Стемке Стрелку. И – хвала богам! – не в человека, а в диких ланей. Эти быстрые животные неожиданно выскочили перед варягами на небольшую лесную прогалину, и, пока люди пребывали в некотором замешательстве от встречи, Стема в этот день он уже не тащил носилки с хромым Книвом успел выхватить стрелу и туда и дважды выстрелить. Две пятнистые лани так и повалились на траву, пронзенные каждая в основание горла. Это было кстати, ибо еда у путников уже заканчивалась и подкрепиться свежим мясом для бредущих без остановок мужчин было в самый раз.

Тут даже недоверчиво поглядывавший на Стему Ульв пришел в восторг. И пока парень вынимал из убитых ланей стрелы, встал над ним и громогласно объявил, что их новый хирдманн… Стема понял только, что Ульв обозвал его дубом, и подскочил, сжимая кулаки. У него и так кошки на душе скребли, а этот рыжий еще и обзывается. Он стал наступать на опешившего Ульва, пока Гуннар не вмешался, пояснив:

– Ульв у нас почти скальд, и он одарил тебя кенингом. Ибо «дуб стали, метко разящий» – кенинг, означающий воина, искусно владеющего луком.