Светящийся
Шрифт:
— Надеюсь, ты говоришь метафорически, Джек? — Голос Эла стал холоднее.
— Именно, но я узнал…
— Мне известна история отеля.
Джек провел рукой по волосам.
— Я позвонил Ульману и чуть подначил его. Согласен, что с моей стороны это было не очень умно. Больше я так не сделаю. Конец истории.
— Стю сказал, что ты намереваешься вытащить на свет божий грязное белье отеля.
— Твой Стю — болван! — гаркнул Джек в трубку. — Да, я сказал ему, что хочу написать об «Оверлуке», ибо на его примере можно дать собирательный образ всей Америки
— Джек, откажись от этой идеи.
Джек уставился на черную трубку, отказываясь верить своим ушам.
— Что? Что ты сказал?
— То, что слышал. В каком отдаленном будущем, Джек? Для тебя — год или пять, а для меня — двадцать-тридцать лет, потому что я не собираюсь порывать с отелем. Занимаясь мелкой подсобной работой, ты хочешь родить великое творение литературы. Меня просто мутит от такого сумасбродства.
Джек обомлел.
— Я старался помочь тебе, Джеки-бой. Мы вместе прошли через войну, и я был обязан помочь тебе. Перед тем как ты ударил Хартфилда, я уговорил Попечительский совет рассмотреть вопрос о продлении твоего контракта на второй срок. Ты сам подгадил себе. Теперь я устроил тебе тепленькое местечко, где ты мог бы зализать свои раны и закончить пьесу. И начал уже убеждать Гарри Эффингера и других парней в Совете, что они сделали ошибку, вышвырнув тебя из школы. А ты снова вставляешь мне палки в колеса. Так-то ты благодаришь своих друзей, Джек?
— Нет, не так, — прошептал Джек.
Больше он ничего не мог выговорить. В голове крутились ядовитые, злые слова, но он сжал зубы, чтобы удержать их, думая о Венди и Денни, которые сидели сейчас у камина за чтением первой книжки для второго класса и считали, что дела у них идут превосходно. Если его выгонят с работы, что с ними будет? Ехать опять в Калифорнию на разбитом «жуке» с неисправным топливным насосом? Ему хотелось на коленях умолять Эла оставить его на службе, но слова не шли с языка, а трубка в руке раскалилась от злости.
— Что ты там бормочешь? — спросил Эл резко.
— Нет, говорю я, к своим друзьям я отношусь по-другому, и ты знаешь это, Эл.
— Откуда? В худшем случае, ты замышляешь опозорить мой отель, откапывая трупы, которые были благополучно захоронены много лет тому назад. А в лучшем — звонишь моему управляющему, возможно, не самому приятному из людей, но компетентному человеку, и пугаешь его до полусмерти. Ты что, играешь в бирюльки?
— Какие там бирюльки, Эл? Тебе легко — ты не зависишь от милости богатых друзей. А то, что ты сам был недалек от того, чтобы стать горьким пьяницей, не имеет значения, да?
— Имеет, — Эл стал говорить на тон ниже, и в его голосе послышалась усталость. — Но, Джек, что я могу поделать? Не в моих силах что-то изменить.
— Знаю, — произнес Джек обреченно. — Значит, я уволен? Лучше скажи прямо, если уволен.
— Нет, если ты сделаешь для меня две
— Идет.
— Выслушай сперва условия. прежде чем соглашаться.
— Нет, я согласен на любые. Мне нужно думать о Венди и Денни. Если тебе нужны мои зенки, я вышлю их тебе по почте.
— Ты уверен, что можешь позволить себе роскошь жалеть себя?
Джек закрыл глаза и сунул в пересохший рот две таблетки экседрина.
— В данный момент мне не остается ничего другого. Валяй… какие там условия?
Помолчав, Эл сказал:
— Первое: никаких звонков Ульману. Если даже загорится отель. В этом случае звони технику, тому парню, что все время сквернословит. Ну, ты знаешь, о ком я говорю.
— Об Уотсоне.
— Да.
— Согласен с первым условием.
— Второе: никакой книги о знаменитом горном курорте «Оверлук». Дай честное слово, Джек.
На минуту ярость охватила Джека с такой силой, что он буквально лишился речи, от прилива крови шумело в ушах.
— Джек, ты меня слышишь?
Он выдавил сдавленным горлом слово, отдаленно похожее на «да». Голос Эла был уверенным и твердым.
— Я вовсе не считаю, что требую слишком многого. У тебя будут и другие книги…
— Хорошо, Эл. Я согласен.
— Не думай, Джек, что я хочу влиять на твое творчество. Ты ведь меня знаешь…
— Слушай, Эл. Меня зовет Венди. Извини.
— Конечно, Джеки-бой. Мы хорошо поговорили. Как ты там? Сухой?
ТЫ ПОЛУЧИЛ СВОЙ ФУНТ МЯСА С КРОВЬЮ, ЧТО ТЕБЕ ЕЩЕ НАДО? ОТСТАНЬ ОТ МЕНЯ!
— Как пень.
— И я тоже. Я стал получать удовольствие от трезвости. Если…
— Эл, я отлучусь… Венди.
— Конечно. Пока.
Джек повесил трубку как раз в тот момент, когда приступ колик сломал его пополам, и схватился руками за живот, согнувшись перед телефоном, как монах перед иконой.
Джеку немного полегчало, когда в гостиную вошла Венди и спросила, кто звонил.
— Эл Шокли, — ответил он, — справлялся, как у нас дела. Я сказал, что прекрасно.
— Джек, у тебя ужасный вид. Тебе плохо?
— Вернулась головная боль. Я сейчас лягу. Нет смысла садиться за работу.
— Подогреть тебе молока?
Он слабо улыбнулся: «Неплохо бы».
И сейчас, лежа у нее под боком и чувствуя ее теплое бедро, он думал о своем разговоре с Элом, уставившись открытыми глазами в темноту, зная, что не заснет еще долгие часы.
Венди Торранс лежала на спине, прислушиваясь к дыханию мужа, забывшегося в тяжелом сне, — долгий вздох, короткая задержка, слегка гортанный выдох. Куда занес его благодатный сон? Бродит ли он в чудо-парке Грейт Баррингтоне, который предлагает столько удовольствий, что поневоле забудешь о времени. Сидит ли в какой-нибудь забегаловке в компании своих приятелей, собравшихся возле игрового автомата, с кружкой пива в руках — в одном из тех укромных местечек, где всегда гремит музыка, куда нет доступа ни ей, ни Денни и где верховодит Эл Шокли в рубашке с расстегнутым воротником.