Свежий ветер
Шрифт:
Меня отпустили на следующий же день – мои раны оказались не очень серьезными и должны были зажить сами по себе, в то время как других пострадавших все еще вытаскивали из завалов. Прежде, чем вернуться в посольство, я зашел навестить Шепард, но она спала; в результате падения обломков ее нога едва не оказалась сломанной, и слегка сползшее одеяло открывало толстую гипсовую повязку, обеспечивающую правильное распределение медигеля. Громким шепотом дежурный медбрат пожаловался, что ему с превеликим трудом удалось уговорить Шепард отдохнуть и позволить травмам исцелиться. Помня, что для всех остальных являюсь лишь ее лейтенантом, я ушел, позволив себе на прощание посмотреть
Следующие несколько дней, проведенных мною в посольстве, я приходил в себя после полученных ранений и давал официальные интервью от имени Шепард, используя слова вроде «засекречено» и «продолжающееся расследование», создавая у общественности впечатление, что мы знаем, что происходит, даже если они и пребывают в неведении. Я не делал никаких выводов, старался избегать конкретных фактов, но пока Альянс не представил официальной версии произошедшего, этого было достаточно. Как объяснить простому обывателю, что такое Жнец?
Репортеры новостных каналов признались, что из всей команды «Нормандии» я являлся самым «приятным» для глаза среднестатистического зрителя. Шепард была знаменита, однако ее пугающая репутация заранее настраивала людей на определенный лад. И хотя она могла выйти практически из любой неприятности исключительно благодаря умению вести беседу, у нее просто не хватало времени на журналистов. Джокер слишком любил поязвить, Прессли навевал тоску, а все остальные члены экипажа являлись представителями иных рас. Я же был бравым солдатом Альянса со спокойным голосом и мог пояснить произошедшее так, что все представали в выгодном свете, особенно Шепард. В итоге мое лицо, наряду с фотографиями и видеозаписями остальных членов команды, Андерсона, Совета и других личностей, являвшихся «эксклюзивными источниками информации в Альянсе», оказалось на всех экранах Цитадели. Да, эта работа была важной, но при этом оставалась абсолютно неинтересной, и я скучал по «Нормандии». Хотя, может быть, я просто скучал по ней.
Спустя три дня, в течение которых я практически не мог выбраться из посольства, позвонила мама и поинтересовалась, почему узнает о моем участии в боевых действиях из новостей. Она рассказала, что готовила обед и, услышав мой голос, доносившийся из телевизора, от неожиданности уронила тарелку. Впрочем, она не слишком расстроилась этому факту – теперь, по ее словам, я был чем-то вроде героя родного городка, что автоматически сделало популярными и ее с отцом, который теперь не платил за выпивку. Когда мама спросила про Шепард, мне пришлось тщательно следить за выражением лица, чтобы не выдать ничего лишнего; даже если она и заметила что-то, то не показала вида.
Попрощавшись с ней, я снова отправился в больницу – согласно имеющейся у меня информации Шепард все еще находилась там. Прошло четыре дня с тех пор, как я видел ее во плоти – слишком долгий срок.
Но в ее постели оказался какой-то незнакомый молодой солдат, подключенный ко множеству различных аппаратов. Подошедшая медсестра призналась, что узнала меня из новостей и, согласно полученным инструкциям, передала мне планшет, добавив, что я должен попытаться образумить моего командира и заставить ее отдыхать, даже если она и отказалась оставаться в больнице.
Сообщение на планшете гласило: «Ненавижу это место, вернулась домой - Д» и сопровождалось номером, по которому, как я предположил, мне удастся с ней связаться. Я не был уверен в том, что записка предназначалась именно мне, однако подпись из первой буквы ее имени казалась достаточно личной.
Я вернулся в свою комнату в посольстве,
Но она также являлась моим командующим офицером. Сейчас, когда мы больше не считались беглыми преступниками, эта деталь вновь стала казаться очень важной.
Шепард оставила мне номер. Я позвоню только для того, чтобы убедиться, что она отдыхает, как и велела мне медсестра. Не давая себе шанса передумать, я нажал кнопку вызова и в ожидании ответа принялся наблюдать, как световые шары кружат по экрану.
Возможно, все дело лишь в разыгравшемся воображении, но мне показалось, что как только прозвучал звуковой сигнал, и изображение прояснилось, на ее губах появилась ленивая улыбка, отчего мое сердце пустилось вскачь. На ней была надета свободная футболка, спадавшая с одного плеча, а волосы оказались растрепаны. За спиной Джены виднелись очертания квартиры – маленькой, пустой и серой, но я смотрел только на нее. От царапины, пересекавшей ее челюсть, остался лишь едва различимый след, однако состояние ее ноги пока оставалось неизвестным – мне сказали, что травма была серьезной, и только броня и уровень адреналина в крови позволяли ей передвигаться.
– Привет, незнакомец, - произнесла Джена низким, хрипловатым голосом – очевидно, она только что проснулась. Проведя рукой по голове, она слегка привела в порядок разметавшиеся осветленные пряди.
– И тебе привет, - ответил я, не зная, что еще сказать. Кем она была сейчас – моим командиром или любовницей? – Вижу, тебе удалось выбраться из больницы без посторонней помощи. Я считал, что ты еще на неделю останешься под наблюдением врачей из-за своей ноги.
– Ну, что сказать? Никакие стены не удержат меня, - сказала Шепард, пожав плечами. – В любом случае с ногой все в порядке, и медсестра дала столько обезболивающего, что мне на месяц хватит.
Я не смог сдержать улыбку. Это объясняло ее мечтательный вид и отяжелевшие веки. Мне нравилось видеть ее такой – открытой и уязвимой.
– Она велела мне проверить, как у тебя дела, или по крайней мере проследить, чтобы ты отдыхала, - произнес я, побуждая ее дать более подробный ответ.
– Со мной все в порядке, тебе не о чем волноваться. Кроме того, - Джена усмехнулась, - учитывая, что твое лицо целыми днями мелькает по телевизору, у меня создалось впечатление, что ты все время находился рядом – в этой части Цитадели ловит только новостной канал. Должна отметить, ты отличный оратор – однажды ты говорил на протяжении четырех минут и умудрился не сказать ничего.
– Кто-то же должен был заменить тебя, - сварливо проговорил я, в шутку нахмурившись. – В отличие от некоторых, мы не можем позволить себе спать по двадцать часов в сутки.
– Я ранена! – сердито бросила Джена в ответ.
– Мне казалось, ты сказала, что с тобой все в порядке.
– Я… - она осеклась, осознав свою ошибку, а затем рассмеялась. – Это нечестно. Я сижу на лекарствах, а ты выказываешь неуважение к командиру, лейтенант.
– Ты в увольнительной по состоянию здоровья, - заметил я с ухмылкой, - не думаю, что в данном случае мое поведение можно классифицировать как нарушение субординации.