Свидание под дождем
Шрифт:
Глеб трепетал, словно в агонии, подняв лицо вверх, навстречу ночному ветерку. Не сразу даже услышал:
– Глеб. Глеб, все. Пусти.
– Да. Да… – наваждение потихоньку отпускало мужчину. Он потянул Зою к себе, осторожно опустил ее на пол.
– Ты извращенец, – констатировала она.
– Да ты ничем не рисковала, вон какой подоконник широкий.
– Я тебя ненавижу! – Зоя толкнула его острым локтем – прямо в солнечное сплетение.
Глеб охнул, поморщился. Но на девушку не обиделся. Следующие полчаса – бегал по квартире за Зоей, вымаливал у нее прощение, подлизывался. Потом, в пылу прощения, устроил выступление на бис,
– Ты бы хотел детей? – спросила вдруг Зоя, где-то в перерыве между «выступлениями».
– Нет, – передернул плечами Глеб.
– Это хорошо. Потому что у меня нет времени на подобные глупости…
За окном постепенно светало.
– Вызови такси, я устала. Боже, как я устала от тебя…
– Может, ты останешься? У тебя же нет завтра спектакля?
– Я у тебя не высплюсь. А я хочу спать.
Делать нечего – Глеб вызвал такси, усадил в него Зою. Потом рухнул в постель, совершенно опустошенный и счастливый. «Я должен сделать ей предложение. Да, точно. Это моя женщина, моя вторая половинка. Единственная. Мое счастье. И взгляды на жизнь у нас тоже совпадают!..»
Но заснуть Глеб так и не смог.
Почему-то вдруг вспомнилось прошлое – детство и юность, проведенные им в поселке городского типа далеко отсюда, за Уралом.
Не самое плохое, не самое тяжелое детство, но какое-то тоскливое, серое, напоминающее осенние сумерки, когда холодно, скучно, а горький дымок от стожка тлеющих неподалеку опавших листьев заставляет все время морщиться, отворачивать лицо в сторону…
Жили в одной большой комнате, в бараке, – отец, мать, Глеб и три его старших брата. Мать работала на почте, отец – водителем автобуса. Родители – серьезные, скупые на похвалы, деловитые. Работа, работа, как бы выжить, что бы еще такого придумать… Может, палатку на площади поставить, торговать всякой мелочью? Или купить домик в деревне и разводить там всякую живность?
В конце концов перепробовав все, что только можно, и потерпев везде неудачу, семейство Потоцких устроило на окраине поселка автосервис; братья там пропадали сутками, и отец все свое свободное время тоже проводил на новом месте. Мать самоотверженно носила им обеды из дома.
Но денег все равно было мало… работа от рассвета до заката – одна работа, и мелкий Глеб на подхвате, то чужие машины мыл, то еще какую-то грязь ветошью отчищал…
В школе Глеб особых успехов не делал, хватал одни тройки и по жизни являлся застенчивым, пугливым мальчишкой. Физической силой и выносливостью тоже не отличался. Одним словом – заморыш.
Ни учителя в школе, ни родители, ни старшие братья особо не верили, что из белобрысого смешного пацана может получиться что-то дельное.
А Глеб взял да и поехал после школы в Москву, поступать в институт. Не в самый престижный, конечно, вуз и не на самый «модный» факультет, но все же. В те времена еще относительно легко можно было поступить на бюджетное отделение…
У молодого человека словно какая-то лампочка в голове включилась в последний год перед отъездом из родного поселка. Когда совсем уж тошно стало в отцовском гараже со ржавым железом возиться. Да Глеб и не был никогда дурачком, скорее – застенчивым малым, не умеющим собой владеть. А в последнем классе – раз, и словно просветлело все вокруг. Сделалось понятным
Он читал книги, учебники, необходимые для поступления в вуз, – и понимал их. Он понимал, как надо решить ту или иную задачу… Ко всему прочему, Глеб еще и преодолел страх перед выступлениями на публике – и заговорил вслух, красиво и убедительно.
Родители с братьями, правда, не заметили этих перемен (лицом к лицу лица не увидать) и потому отпустили младшего Потоцкого в Москву с большой неохотой, с сомнениями. Ничего же не получится у мальца, пропадет там, в столице…
Но Глеб не пропал.
Стал лучшим на курсе, в общежитии ребята его тоже уважали – такого открытого, простого, честного. Преподаватели любили. Глеб перевелся на другой факультет, более престижный. Он, первым из семейства Потоцких, получил высшее образование. И даже умудрился сохранить свой имидж – внешне простоватого паренька.
Дружелюбие и легкость характера позволили Глебу завести множество знакомств, связей. Сразу после вуза он попал в известную компанию, стал заниматься рекламой и маркетингом.
И вот это были самые «тучные» годы его жизни.
Хорошая квартира (ну и что, что съемная), приличный автомобиль, поездки за границу, покупка брендовых вещей, обеды в хороших ресторанах… Музеи, выставки, модные книги.
Глеб превратился в типичного московского жителя, сытого, доброго и неизменно веселого (привычка стебаться и иронизировать – в крови у всех, живущих в столице).
Да, главное! Он посылал своей семье деньги. Каждый месяц перечислял определенную сумму, необременительную для него, но весьма существенную для того поселка городского типа. Пару раз молодой человек даже съездил к родне. Отец тогда, при встрече, обнимая сына, изрек с простодушным изумлением: «Не думали мы, Глебка, что из тебя что-то путное выйдет, ты ж лопух лопухом рос, уж прости… Ну-ка, покажи, что у тебя за часы такие чудные? Их насквозь видно…»
«Эта модель называется «скелетон», пап. И это не фейк, настоящая швейцарская марка, между прочим!»
«Чего? Слова какие-то загадочные… Эх, отстали мы тут от жизни!» – вздохнул отец.
Дела в семейном автосервисе шли неплохо, надо сказать. Сам сарай, в котором он находился, покрасили, преобразили, территорию расширили. Братья работали там же. Искали бросовые, сломанные авто, чинили их, потом продавали. У каждого теперь по небольшому собственному домику, семьи…
Возможно, благосостояние семейства Потоцких выросло за счет Глеба. Встреча родни вышла теплой, потом отец даже предложил младшему сыну, пусть и в шутку, возвратиться домой.
«Может, и вернусь», – тоже в шутку кивнул Глеб.
И словно сам себя сглазил.
Вскоре после его последней поездки домой в стране случился кризис, который не сразу, постепенно, но неотвратимо докатился и до той компании, в которой работал Глеб.
Кризис первым делом бьет по рекламному бизнесу (в котором и трудился в последние годы Глеб). Если денег мало, то реклама становится уже роскошью. И именно на ней компании начинают экономить в первую очередь.
Столичные рекламисты, сытые, довольные, разбалованные, пришли в ужас. Закрылись те проекты, что они вели, новые отменили из-за недостатка финансирования, расходы стали сокращать и стали сокращать самих рекламистов и прочих маркетологов.