Свидание с морем
Шрифт:
Вздрогнул:
— Какой ты всегда неожиданный.
— Это потому, что я сам собой управляю, — сказал Дунин. — Где хочу, там и появляюсь... Папа приехал, привёз пиротехнику. Праздник Нептуна будет завтра. После концерта костёр на море и фейерверк. Работы у нас завтра — без рук, без ног останемся. Как у тебя физическо-моральное состояние?
— Ничего, терпимо, — сказал Игорь.
— За тобой долг, помнишь?
— Не помню.
— Написать названия на водных велосипедах.
— А, это помню.
— Сказать вожатому, что тебя мой папа зовёт?
—
— Какая разница? Попрошу — позовёт. Ты же не гулять отправляешься, а работать.
— Знаешь, Борис, всё-таки пусть сперва Захар Кондратьевич в самом деле меня позовёт работать, а потом уж я пойду, — сказал Игорь. — Столько хитрим, сил больше нет.
— Не хитрим, а приспосабливаемся к обстоятельствам, — поправил его Дунин. — Значит, мне лишний раз бежать?
Пришлось Дунину сбегать, спросить у отца разрешения позвать Игоря, чтобы написал названия на велосипедах. Захар Кондратьевич разрешил, тогда Дунин прибежал обратно, спросил разрешения у Андрея Геннадиевича, и только после этого они с Игорем пошли в ангар.
— Многовато у тебя совести, — попрекнул Дунин.
Он принёс краску.
Игорь навёл мелом линейки на борту и стал вырисовывать буквы. Кисть шла легко.
— Завтрак я сегодня проспал, — сообщил Дунин. — Папа приехал, а я дрыхну, как суслик в норке.
— Тебе легче, норка имеется, — сказал Игорь.
— Это верно.
— А меня Тюбик запрезирал за вчерашнее. Сахар не берёт.
— Тоже выдумал! Ты его один, что ли, сахаром питаешь? У него скоро из ушей сироп польётся.
— Ты бы видел, как он на меня посмотрел.
— Воображение.
— Ребята сегодня странно относятся, — продолжал Игорь. — Все помогают, на трудовом десанте ничего тяжелого носить не давали, говорят: «Ты бледный».
— Ты в самом деле немножко похудее стал... Когда будешь отдавать грамоту?
— Сам не знаю. — Игорь печально вздохнул. — Сперва поговорить надо, как-нибудь намекнуть. Может, она и не возьмёт. История-то... запутанная.
— Можно отдать перед самым отъездом домой. Только ты её, смотри, не разлюби за две недели... Ну, не красней, я это по-свойски, чего уж передо мной прикидываться?
— Слова выбирать надо, — буркнул Игорь. — Есть такие слова, их не каждому разрешается говорить, понял?
На этот вопрос Дунин не ответил и перевёл разговор в другое русло.
К тому времени, как Игорь кончил писать на втором борту второго велосипеда слово «Нерей», купание кончилось, отряды ушли, и пляж опустел. Захар Кондратьевич похвалил Игоря за красиво написанные названия, пожал руку и разрешил немного понырять с причала, только чтобы не опаздывать на обед. Честно говоря, Игорю не особенно хотелось нырять, но упускать такую возможность нельзя было, это кому сказать — обзовут последней без-мозглятиной, если, конечно, поверят, поэтому он немного понырял.
На обед не опоздал, не опоздал и на тихий час, вовремя явился и на полдник. Про его утреннюю болезнь все забыли.
— В ангар или в кружок? — спросил Андрей
— В кружок, у меня там работа не доделана.
— Между прочим, — сказал вожатый, — я специально сходил посмотрел, как ты написал названия. Замечательно, скажу я тебе, написал. Но почему скрывал такой талант?
— Случая не было сказать.
— Пионер обязан доложить вожатому о своих талантах безо всякого случая. Пришёл — и сказал.
— Я так не могу, совестно хвалиться.
— Скромен? Это хорошо, скромность украшает человека... Однако какая же это скромность, если она украшает? То, что украшает, это уже нескромно... Вечно с тобой возникают разные вопросы, Судаков! — огорчился вожатый. — Дуй в свою «Природу и фантазию».
Сделав небольшой крюк, Игорь заглянул в окно кабинета Марины Алексеевны. Грамота висела на своём месте, самая настоящая с виду. Это и радовало его и наоборот.
Игорь удивился, что нет почти никого народу на территории лагеря. Вспомнил, что сейчас идёт футбольный матч между сборной пионеров и командой вожатых. Все побежали на стадион болеть, кто за пионеров, кто за вожатых. Мелькнула мысль: а не пойти ли и ему поболеть за сборную пионеров. Но эта мысль быстро покинула голову, и он не свернул с дороги.
На пустынной площади Космонавтов Лариса репетировала с Валентиной Алексеевной танец морской девы. Игорь остановился, как наткнувшись на стенку. Стоял и смотрел разинув рот, не замечая даже, что неподалёку на лавочке сидит Марина Алексеевна.
— Поди-ка сюда, Судаков, — позвала начальница. — Садись здесь, справа. Подожди, сейчас они кончат, тогда я тебя отругаю...
— За что?
— Помолчи...
И стали оба смотреть.
Смотрели, пока Валентина Алексеевна не сказала:
— Стоп! Теперь верно. Сделаем паузу, отдохнём в тени. Она подошла с Ларисой к лавочке, где сидели Игорь с Мариной Алексеевной.
— Опять попался? — спросила весёлая балетмейстерша.
— Попался, — подтвердил Игорь. — Только не знаю за что.
— У нас без ничего не попадаются. Попался — значит, виноват.
«Хорошо бы, меня сейчас за что-нибудь наказали», — подумал он.
И тут Марина Алексеевна стала его ругать:
— Такой видный парень, такие прекрасные названия написал на водных велосипедах, а что себе позволяет! Просто слов нет. Разум отказывается понимать такое поведение нормального советского мальчика.
Игорь смотрел, как Лариса растирает себе ступню. Иногда она искоса взглядывала на него и один раз показала кончик языка. После этого Игорь понял, что ведёт себя в самом деле неприлично, и отвёл глаза от Ларисы.
— Интересно: что он себе позволяет? — спросила Валентина Алексеевна.
— Ты только подумай: весь лагерь на стадионе, смотрит футбольный матч, а этот эгоист, бродяга и одиночка опять куда-то бежит! Куда ты бежишь, объясни нам.
— Я не куда-то бегу, — сказал Игорь, почувствовав себя правым и поэтому обидевшись. — Я тороплюсь на занятие в кружок «Природа и фантазия».