Свидание с убийцей
Шрифт:
— Я умею читать, мистер Ломаке.
— Я не имел в виду… Пожалуйста, не думайте, что… — Нельзя, чтобы Корбетт решил, будто он считает его дураком. Надо быть осторожнее. — Просто раз вы не занимаетесь этим постоянно, какие-то сложные моменты могут от вас ускользнуть.
— Может быть. Но меня это предложение не интересует.
— Они хотят заплатить вам больше, чем стоит ваше ранчо, — настойчиво сказал Эмори.
— Значит, они там все дураки, так, что ли?
— Вы можете получить очень много денег, — понизив голос, произнес Эмори. — И построить на своем участке
— Мне нравится этот дом и этот участок.
Банкир почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Запищал пейджер. Эмори с раздражением отключил его и попытался зайти с другой стороны:
— Вы не должны решать один. Как считает Анна? Что она думает о нашем предложении?
Прежде чем он успел задать вопрос, она уже сообщила ответ.
— Она говорит, что ранчо мое, — сказал Делрей. — Оно перейдет в наследство ее сыну. Анна поддерживает мое решение.
— Я рад, что она заговорила о сыне. Подумайте о его будущем. О его образовании. К тому времени, когда он пойдет в колледж…
— Мы уже откладываем на это деньги.
— Но…
Делрей поднял руку.
— Я вас выслушал, мистер Ломаке. И с вашей стороны, и с моей это было пустой тратой времени, но я проявил к вам любезность. Теперь наша встреча окончена. До свидания.
Делрей повернулся, чтобы уйти, и тут Ломаке пустил в ход последний аргумент:
— Остался еще ваш кредит.
Остановившись, Корбетт медленно повернулся к Ломаксу. Лицо его побагровело.
— А что с ним такое? — зло посмотрев на посетителя, спросил он.
Эмори почмокал губами и печально покачал головой, как бы говоря о том, что делает это только потому, что у него не осталось другого выхода.
— В последнем квартале вы опоздали с уплатой процентов.
— Всего на несколько дней.
— А что будет в следующем квартале? И в следующем за ним?
— Я всегда выполнял свои финансовые обязательства.
— Я в этом не сомневаюсь. Но сейчас вам трудно как никогда. И, честно говоря, я не вижу в ближайшем будущем никакого просвета. Положение на рынке говядины неважное, а вы занимаетесь именно говядиной. Вы понимаете, куда я клоню? — Он развел руками. — Поскольку вы всегда были надежным клиентом, банк продлил вам срок уплаты займа. Но это не может продолжаться до бесконечности.
— Вы делаете на этом деньги, Ломаке. Пока я плачу проценты…
— А как быть с проверяющими? Это они нервничают, а не я. — Желая продемонстрировать свою искренность, он сложил руки на груди. — Под их давлением я вынужден буду потребовать, чтобы вы наряду с процентами начали погашать основную сумму кредита.
— Что ж, прекрасно. Я справлюсь.
— Каким образом? Я веду ваши счета и поэтому знаю, что ваши нынешние поступления практически равны нулю. Накладные расходы не только не уменьшились, но даже увеличились. Посчитайте! Ваш баланс подает все меньше поводов для оптимизма. А теперь еще одна… проблема.
Голова Корбетта резко откинулась назад, как будто Эмори ударил его в подбородок. По правде говоря, так даже лучше.
Словесная атака удовлетворяла Эмори больше, нежели физическое воздействие на упрямого
— Как только вы позвонили доктору Андерсену, тамтамы сразу же разнесли весть о возможной эпидемии среди скота. На многие мили вокруг все ранчерос наслышаны о вашем несчастье.
— В моем стаде нет заболеваний. Это частный случай.
— Да, кажется, так, но тем не менее весьма ощутимая потеря. Особенно сейчас, когда каждый фунт мяса должен трансформироваться в доллары и центы.
— Я потерял только пять голов. Надеюсь, такое не повторится.
— Но ведь у вас нет никаких гарантий, правда? Последствия могут сказаться даже после того, как поймают вашего пасынка.
Этот словесный волейбол доставлял Эмори несказанное удовольствие. Кажется, он попал Корбетту прямо в солнечное сплетение. Эмори с трудом сдерживал улыбку. Черт побери, он в прекрасной форме. Почему этого не замечают Коннот и прочие мерзавцы из «Ист-парк»? Если бы Коннот увидел, как эффективно Эмори манипулирует Делреем Корбеттом, то, вероятно, сразу назначил бы его на пост вице-президента.
— Какое отношение побег Карла Херболда имеет… — Корбетт помолчал, тяжело дыша. — …к чему бы то ни было?
Эмори с сожалением посмотрел на Анну. Она побледнела, причем если по выражению лица действительно можно было судить о ее чувствах, то из человека, вляпавшегося в дерьмо, Эмори в ее глазах превратился в охранника немецкого концлагеря.
— Прошу прощения, мистер Корбетт. Я думал, вы знаете, как… как люди относятся ко всему этому. Вас тоже считают отчасти виновным. Народ ведь всегда ищет козла отпущения. Наверно, некоторые винят вас за поведение пасынков. Этот инцидент с вашим скотом… ну, я полагаю, он весьма показательный. Все вроде забылось, и тут побег из тюрьмы снова взбаламутил этих людей. О нем только и говорят.
— Прошу прощения, кто вы такой?
Эмори обернулся. Он уже нарисовал такую мрачную картину, и тут его прервали на самом интересном месте, так что он был очень раздражен. Ну и конечно, удивлен. Ведь Ломаке думал, что, кроме Анны и Делрея Корбетта, на ранчо никого нет, не считая ребенка, которого при появлении гостя отправили играть в соседнюю комнату.
В широком проходе, соединявшем центральный коридор с гостиной, стоял мужчина примерно ста восьмидесяти сантиметров ростом и такой худой, что напоминал обтянутый кожей скелет. В выгоревших синих джинсах и башмаках он походил на ковбоя. Мужчина похлопывал себя по бедру видавшей виды соломенной шляпой. Шляпа прекрасно гармонировала с его песочного цвета волосами, слегка потемневшими от пота.
Проймы рабочей рубашки выглядели так, как будто их жевал ротвейлер. Руки сильные, мускулистые и коричневые от загара.
Было трудно определить цвет глаз, поскольку они все время щурились, как будто изо всех сил стараясь рассмотреть то, что находилось в фокусе. А в фокусе находился Эмори.
С трудом преодолев желание отвести взгляд, Эмори спросил:
— А кому это надо знать? — Однако эта фраза прозвучала отнюдь не так уверенно, как ему бы хотелось. По правде говоря, в ней сквозила какая-то детская обида.