Свидание с умыслом
Шрифт:
Сай задумчиво пожевал, а потом сказал:
— Жертвы преступлений могут долгое время пребывать в состоянии эмоционального потрясения.
— Это я понимаю.
— Я не вижу ничего невероятного в том, что человек, бывший уважаемым специалистом и необоснованно подозреваемый в убийстве, ведет себя немного странно. Это не могло не затруднить ему дальнейшее общение с людьми. Но и вы, конечно, не обязаны были из-за этого с ним подружиться.
— Сай, он настолько обескуражил меня, что ни о какой дружбе и речи быть не может. Когда я попросила Майка раздобыть какие-нибудь подробности этого
— Тогда не надо никому рассказывать о том, что вы разузнали. Возвращайтесь к своим делам и вычеркните этого парня из своей памяти. Другое дело, если бы ему грозило тюремное заключение и только вы могли спасти его.
— Но он утверждал, что это несовершенное преступление следует за ним по пятам, даже его родственники не уверены в его невиновности. Может быть, интересы справедливости требуют не удерживать про себя спасительную для него информацию?
— Вы можете связаться с его адвокатом, а можете просто сообщить все, что нужно, в полицию, не называя себя. Можно попросить Майка, чтобы он сделал это для вас.
Предложение звучало весьма разумно, но прежде мне хотелось взглянуть на отчеты о поведении Джейсона Девэлиана после ограбления и поджога. После двух лет тюремного заключения он был досрочно освобожден, но нарушил данное обязательство и исчез.
Во время пребывания в тюрьме он снова зарекомендовал себя образцовым заключенным. И всего лишь два раза находился в изоляторе: один раз из-за нанесенных ему побоев, другой раз по поводу аппендицита. В обоих случаях пробыл он там недолго: то ли выздоровление осуществилось воистину чудесным образом, то ли он и не был особенно болен. Во время драки он потерял пару зубов, заработал перелом носа и подбородка, у него было раздроблено несколько пальцев. Но так же, как во время предыдущего заключения в лечебницу, он оставался в форме несмотря на то, что его усиленно пичкали транквилизаторами, он и тут поразительно легко перенес сильную боль.
Умственное развитие образцового арестанта также не могло не удивить непосвященных. В тюрьме он изучал все, что не было ему преподано в свое время, от астрономии до правоведения. Он посылал длинные письма специалистам и получал ответы на интересовавшие его вопросы. Он овладел техникой быстрого чтения. Научился обращаться с компьютером и знал, как починить кондиционер и холодильник. Не чуждался он и художественной литературы. Его можно было считать образцом собранности и терпения. Едва ли он спал более двух часов в сутки.
Его поведение свидетельствовало о том, что он не способен переносить бездействия. По рекомендации посетившего его психиатра, он даже прибегнул к занятиям бодибилдингом. Тот же врач записал, что успокоительные средства не имеют на него практически никакого действия, снотворное против него бессильно.
Очевидно, он был общим любимцем. Во время заключения он пользовался многочисленными льготами, у него было много свободного времени и он не выполнял никакой
И ни одного слова не было сказано о том, что он страдает раздвоением личности.
Было необходимо переговорить с Дейком Рамсеем, следователем по делу Лоулеров, и мы договорились встретиться в кафе неподалеку от полицейского управления. У меня создалось впечатление, что, если бы я не упомянула, что мой бывший муж — Майкл Александр, он уклонился бы от встречи со мной.
Когда я спросила его, что он помнит по делу Лоулеров, он долго раздумывал, что мне ответить. Похоже, его память на детали не отличалась особой цепкостью, но это было еще не самое худшее.
Дейку было пятьдесят восемь лет, но по неизвестным мне причинам он держался ожесточенно и злобно. Он помнил только то, что был убежден в виновности Лоулера, но припереть его к стенке не мог.
Я сказала ему об исправленной дате перевода из одной больницы в другую.
— Это ни для кого не секрет, — сказал он. — Мы это видели, но это не более, чем случайная описка, тут же исправленная. Достаточное количество свидетелей показало, что он был там.
— Каких свидетелей? Врачей? Санитарок?
— Да, из персонала. И, кроме того, других пациентов.
— Никаких документов о его поступлении во вторую лечебницу нет. Ежедневные записи начинаются с восемнадцатого числа, но вполне вероятно, что записи за предыдущие пять дней были просто изъяты вместе со свидетельством о его поступлении, и эти же пять дней добавлены к отчету в первой больнице.
— Но всему этому уже двенадцать лет, — сказал он нетерпеливо. — А тогда мы тщательно допросили весь персонал, и в день убийства он точно находился в лечебнице усиленного режима. Я не понимаю, зачем вы всем этим интересуетесь?
— Разве Майк не сказал вам?
— Что не сказал? Он брал кое-какие материалы, но при этом ничего не объяснял мне.
— Дело в том, что некоторое время назад я познакомилась с Томом Лоулером. И его до сих пор мучает то, что его невиновность не доказана. Это мешает ему работать, жить полноценной жизнью.
— Мадам, если вы вступили в какие-либо отношения с этим человеком, то вы столь же безумны, как и он сам. Может быть, его и нельзя назвать душевнобольным в обычном смысле, но он необыкновенно подл. Он получает то, чего хочет, а, пресытившись, отбрасывает. На вашем месте я не стал бы связываться с этим негодяем.
— Похоже, вы за что-то сильно его ненавидите, — сказала я.
— У меня нет времени на пустые фантазии, — ответил он. — Скажите своему приятелю, что он может не бояться преследования со стороны Лос-Анджелесского полицейского управления. Мы не трогали его уже пять, а то и десять лет. А если он не может жить нормальной жизнью, так это его проблемы, а не мои.
— Он мне не приятель, — сказала я.
Я была расстроена, хотя и не слишком удивлена отсутствием подробного отчета о деле. И мне не слишком понравилось, что никто не собирается пересматривать своих мнений. Вполне возможно было уличить Девэлиана и обелить Тома, но никому не было до этого дела. Что касается меня, то я ратовала за справедливость, а не за Тома как такового.