Свидание в аду
Шрифт:
Он поднял на Жан-Ноэля глаза, в которых застыл печальный вопрос, растрогавший юношу.
– Разве вы… как бы это лучше сказать?.. Понимаете ли вы окружающих нас тут людей, – продолжал лорд Пимроуз, – всех этих скромных людей, которые работают, страдают и которые никогда не знали ничего, кроме нищеты?.. Нас больше волнует то, что в упадок приходят старые здания, чем то, что в упадок приходит человечество. Я отлично вижу людскую нищету, но также отлично вижу, что ничего не в силах исправить, а могу только посочувствовать и тотчас же отвернуться. Да и сочувствие мое вызвано лишь стремлением оправдать себя в собственных глазах,
– О, я не чувствую необходимости в чем-то оправдывать себя, – возразил Жан-Ноэль.
– Потому что вам двадцать лет, дорогой Жан-Ноэль, – ответил Пимроуз. – Придет время, и вы почувствуете потребность в самооправдании. Но так или иначе, а мы останемся изолированными ручейками, которые несут никому не нужную воду, не смешиваясь с пылью окружающего мира. Впрочем… впрочем… все это не важно, – прибавил он таким тоном, словно ему вдруг стало стыдно этого приступа чувствительности. – Все, что с нами происходит, не столь важно, чтобы обременять этим других. Let’s go [22] .
22
Пойдемте (англ.).
Он взял Жан-Ноэля под руку и тут же отпрянул, словно испытывая неловкость, какую испытывает мужчина, допустивший слишком фамильярный жест по отношению к малознакомой женщине.
– Мне бы хотелось, чтобы вы когда-нибудь приехали погостить на несколько дней в «Аббатство», – проговорил Пимроуз. – Это очаровательный уголок, который принадлежит двоим моим друзьям и мне. И я очень хотел бы, чтобы мои друзья познакомились с вами…
3
– «Нормандия, о край лугов зеленых, влажных», – проговорил нараспев камердинер, повернувшись к Жан-Ноэлю и обращая его внимание на окружающий пейзаж.
И прибавил:
– Это стих госпожи Деларю-Мардрюс [23] , который мои хозяева постоянно вспоминают.
Он говорил с легким иностранным акцентом.
– Как вас зовут? – спросил Жан-Ноэль.
– Гульемо… Гульемо Бизанти, к вашим услугам, господин барон. Хозяева иногда называют меня Вильям. Я не итальянец, но родился в Итальянской Швейцарии, в городе Лугано.
Жан-Ноэль сошел с поезда в Берне. То, что за ним на станцию прислали автомобиль, было вполне естественно; однако его несколько удивило, что на переднем сиденье было двое слуг – шофер в ливрее и камердинер в черном костюме, в котелке и в крахмальном воротничке с отогнутыми уголками.
23
Деларю-Мардрюс Люси (1880–1945) – французская писательница, поэтесса; известна главным образом как романистка.
Или, быть может, хозяева хотели позабавить своего гостя и с этой целью прислали за ним столь начитанного камердинера?
Шофер был молод – не старше двадцати пяти лет; он был красив, молчалив и загадочен, на запястье он носил золотую цепочку. Возраст Гульемо было трудно определить, на вид ему было лет пятьдесят; он говорил не поднимая глаз, скрестив пальцы и засунув кисти рук в манжеты, как это часто делают священники; а когда снимал свой котелок, то взорам
На равнине, пересеченной живыми изгородями, обсаженной ивами и яблонями, которые ломились под тяжестью множества мелких красных плодов, пестрели маленькие домики, крытые соломой. Машина съехала с асфальтированного шоссе и катилась теперь по узким дорогам, посыпанным светлым гравием. Потом она въехала в старинные ворота, полускрытые зеленью…
Замок представлял собою большое добротное здание аббатства времен Людовика XIII, построенное в лучшем французском стиле, далеком как от мании величия Франциска I, так и от мании величия Людовика XIV. В парке бродили на свободе шотландские пони, три лани и молодой олень.
В пятидесяти метрах от дома виднелись развалины средневековой церкви – большой кусок стены, увитый плющом, остатки каменных сводов, стрельчатая арка, устремленная в небо на десятиметровую высоту, а на земле – контуры фундамента. Эти развалины были превращены в удивительный сад. Розовые кусты, постриженные бордюры из бука и перистые гвоздики обрисовывали очертания трансепта, нефа и апсиды. На месте алтаря горели холодным огнем золотые ромашки. Посеянное ветром деревце наклонно росло наверху, пробиваясь между двумя камнями свода. Огромные голубые вьюнки опутывали полуразрушенные колонны. Нынешние владельцы замка пили чай, расположившись в шезлонгах, стоявших на могильных плитах, под которыми покоились давно усопшие аббаты.
Лорд Пимроуз, Максим де Байос и Бенвенуто Гальбани – владельцы замка, куда прибыл Жан-Ноэль, – носили бархатные брюки различных цветов – черные, синевато-зеленые и светло-коричневые, – сандалии с множеством тонких ремешков, не закрывавшие кончики их бледных холеных пальцев; на шее у каждого висел небольшой золотой медальон, горло было укутано тонким шарфом, небрежно выглядывавшим из ворота сорочки.
Лорд Пимроуз, убегая от солнечных лучей, то и дело пересаживался с одного места на другое.
– Кристиан, my dear, will you pot the tea [24] , – проговорил принц Гальбани, обращаясь к тщедушному юноше с худым угрюмым лицом, которое привлекало к себе внимание выступающими скулами и падающей на лоб челкой темных волос.
Юноша этот носил короткие брюки; густые черные вьющиеся волосы покрывали его тонкие икры; он смотрел на Жан-Ноэля недобрым взглядом, и глаза его сверкали, как два горящих уголька. Это мрачное и волосатое хилое существо производило странное впечатление.
24
Дорогой, будьте любезны, разлейте чай (англ.).
Ячменные лепешки, сдобные булочки с изюмом и горячие пирожки, большой чайник из старинного серебра, крохотные ложечки с маленьким шариком на конце, мармелад из сладких апельсинов, мармелад из горьких апельсинов, пирожные с кремом, воздушные пирожные, слоеные пирожные с начинкой из засахаренных фруктов, в которой слегка вязли зубы, стеклянные блюдца, стоящие на серебряных тарелочках, салфеточки тончайшего полотна, такие миниатюрные, что ими можно было вытереть лишь кончики пальцев… Ел, однако, только хмурый юноша; поджаренные гренки, торты, варенье, казалось, были поставлены на стол для него одного. Остальные довольствовались чашкой чая, Максим де Байос пил оранжад.