Свидания вслепую

Jane Evans

— Нет ничего, что смогло бы оттолкнуть меня, Мэри. Но я боюсь, что именно ты не сможешь побороть предубеждения, когда узнаешь, кто я.

Гермиона закусила губу, чувствуя, как подкатывает ком к горлу. Она замотала головой, горько усмехаясь, а затем сказала, вскинув подбородок:

— Я знаю тебя настоящего. Я знаю, кто ты, здесь и сейчас. И ты ошибаешься, если думаешь, что я пожертвую будущим из-за прошлого.

— Тогда пообещай, Мэри, — пальцы легко прикоснулись к её щеке, — пообещай, что мы не перестанем общаться, когда увидим друг друга. Пообещай, что не позволишь предрассудкам завладеть тобой.

— А ты мне можешь это пообещать? — сокрушённо спросила она, но вместо

ответа Крис притянул её к себе и поцеловал.

Этот поцелуй оказался не похож на все предыдущие. Не нежный и не грубый — и того, и другого поровну. Его можно было бы, пожалуй, назвать страстным, но в действительности сейчас страсть заменяло другое чувство — отчаяние. Да, Гермиона жадно, порывисто приникала к губам Криса, где-то в глубине души предвидя, что, скорее всего, целует его в последний раз, а он сжимал её в объятиях так крепко, что томительная горечь от его прикосновений отдавалась одной единственной мыслью, звенящей в голове: «Возможно, такого уже никогда не будет…». И это заставляло их льнуть друг к другу сильнее, заставляло притягивать, сжимать, кусать, отдавать, делать всё, только бы полнее впитать этот момент.

Она не помнила, как они добрались до их места, но осознала, что лежит на диване в миг, когда Крис оторвался от её губ и провёл языком дорожку до шеи, пока его руки задирали юбку, скомкав бесполезную ткань где-то в районе талии.

— Мэри… — почти прорычал Крис, проведя пальцами по резинке чулок, которые она надела, кажется, второй раз в жизни, причём в первый — из-за мужчины.

— Я просто хотела… — смущённо начала Гермиона, но Крис не дал ей договорить, заткнув поцелуем.

Он полулёг на неё, а затем резко притянул одной рукой к себе за талию и прижался к телу так, что ей ничего не оставалось, кроме как обхватить его ногами. И, когда она почувствовала, что от полного единения их отделяет всего лишь тонкий слой одежды, Гермиона невольно застонала и подалась бёдрами вперёд. Она бесстыдно хотела Криса, и сейчас единственной её потребностью было ощутить его внутри, наплевав на всё.

Но он не спешил. Вместо этого он медленно покрывал поцелуями шею, спускаясь к груди, в то время как одной рукой уже стягивал тонкие бретели её платья, а другой придерживал её, не давая отстраниться.

Гермиона шумно дышала, едва справляясь с желанием громко застонать, но было желание, с которым она даже не хотела пытаться справиться — желание почувствовать Криса.

Целиком.

И когда её рука нащупала весьма характерную выпуклость на его брюках, она, окончательно осмелев, хоть и не с первого раза, всё же расстегнула молнию.

— Я думал, это не в твоих правилах, Мэри, — раздевать мужчину на шестом свидании, — послышался насмешливый голос Криса, который, впрочем, был хриплым от возбуждения.

— К чёрту правила, — отозвалась она и обхватила его плоть ладонью, вызвав у того низкий стон.

Очень скоро она в открытую застонала сама, когда Крис накрыл грудь губами, а рукой заставил вспомнить, какие вещи умеют вытворять его пальцы.

Гермиона растворялась в ощущениях, болезненно наслаждаясь тем, что происходило между ними, и в какой-то момент внезапно поняла, что дело вовсе не в темноте, не в волшебстве места и даже не в обстоятельствах, сложившихся таким образом, что они с Крисом так быстро доверились друг другу.

Нет.

Просто по какой-то неизвестной причине случилось то, что случилось: они встретились и совпали. Вот так просто совпали, как плюс и минус, восприняв друг друга такими, какие есть на самом деле, и оттого всё происходящее в данный момент казалось правильным. И оттого Гермионе было так больно думать, что предрассудки, поглощённые

тьмой, но, однозначно, готовые обнажиться при свете, могут не позволить им быть вместе. Ведь, как оказалось, иногда свет может ввергнуть в ещё большую тьму, и, если это случится, у неё останутся лишь воспоминания о прекрасном незнакомце по имени Крис, которому она совсем скоро подарит себя.

А тем временем он уже губами исследовал внутреннюю сторону её бедра, двигаясь вверх, и это настолько возбуждало, сводило с ума и заставляло забывать обо всём на свете, что Гермиона, почувствовав, что ещё несколько секунд — и она совершенно точно не сможет ничего изменить, с большим трудом заставила себя сказать:

— Нет.

Крис на какой-то момент замер, а затем отстранился.

— Я… понимаю, — тихо отозвался он, хотя Гермиона могла поклясться, что он изо всех сил пытается скрыть разочарование.

— Нет, не понимаешь, — упрямо покачала она головой, ощутив, как одинокая слезинка скатилась по щеке.

Крис молчал, и Гермиона нежно прикоснулась к его лицу, думая, как всё это, должно быть нелепо: они оба почти раздеты, возбуждены до предела, и нет никаких причин, мешающих им сейчас сделать то, к чему они шли последние двадцать минут.

К чему они шли, может быть, всю жизнь.

Никаких причин, кроме одной.

— Я хочу, чтобы это произошло между нами уже в новом году, — негромко произнесла Гермиона, надеясь, что Крис поймёт. — Ведь это будет означать, что в новом году мы останемся вместе.

Ей не нужно было слышать его слова. Она и так поняла всё без слов, когда он сильно сжал её в объятиях и мягко коснулся губами обнажённого плеча, натянув на него бретельку платья.

*

За двенадцать часов до Нового года

Драко злился. Меньше всего в этот праздничный день ему хотелось очутиться в Министерстве магии, наполненном суетящимися волшебниками, бегущими, спешащими куда-то. Его уже дважды едва не сбили с ног, трижды толкнули, а один раз даже бесцеремонно обругали, когда он совсем некстати оказался на пути одной из тех воинственных крупных женщин, которые обычно возглавляют тот или иной отдел. И поэтому с каждой секундой он жалел всё больше, что, в очередной раз поддавшись манипуляциям Люциуса, явился в Министерство, чтобы лично вручить «подарки» каждому, от кого зависело финансовое благополучие семьи. Драко даже не слишком дискутировал с отцом: ему не хотелось спорить, потому как с самого утра его голову занимали лишь мысли о Мэри и о её возможной реакции, когда она узнает, кто он на самом деле. Это волновало настолько, что Драко был поражён, как сильно его всё-таки угораздило увлечься этой девушкой. Он постоянно думал о ней, воображая, как она выглядит, размышлял, как всё сложится после того, как часы пробьют двенадцать, а ещё надеялся, что их отношения продолжатся в новом году.

Он искренне в это верил.

Верил, несмотря на противное волнение, сопровождающее его сегодня безотрывно, ведь Драко чувствовал: что-то не так. Казалось, в глубине души он догадывался, что предстоящая встреча с Мэри принесёт ряд сложностей, а может, даже и подозревал, что послужит тому причиной, но не хотел в этом признаваться.

Ожидая лифт, он устало прислонился спиной к стене и закрыл глаза. Перед глазами тут же всплыл силуэт Мэри, а воображение дорисовало каштановые локоны, тёплые карие глаза, слегка вздёрнутый носик и чувственные губы. Драко нахмурился, осознав, что эта девушка ему знакома. Причём знакома настолько, что за секунду до того, как озарение снизошло бы на него, он резко открыл глаза и уставился прямо перед собой, увидев воплощённый образ из своей фантазии.