Свидетель колдовства

Райт Гэри

С помощью Hарума мне удалось узнать много интересного о верованиях и обычаях индейцев этого племени. Старый знахарь был непререкаемым судьей во всех проблемах духовной жизни племени. Я спросил его, может ли он управлять душами мертвых? Hарум перевел ответ: «Hет, сеньор, это духи управляют им».

Из того, что Hарум и этот служитель медицины рассказали мне, стало очевидным, что для камайюра идея смерти не связана с моральными или этическими ценностями. Понятия смерти как наказания за злодеяния живых просто не существует для них. Для них смерть — это всего лишь переход из страны живых в страну мертвых. В их представлении страна мертвых не лучше и не хуже страны живых. Человек просто умирает, и его дух продолжает жить в другой стране, которая не отличается от страны, где он жил до смерти.

Представление о жизни после смерти для них столь же естественно, как естественно их представление

о жизни, ибо любое другое представление, очевидно, повело бы к созданию вакуума в их сознании. Камайюра не видят также никакой разницы между душами людей и душами любых других существ, например змей, рыб, птиц и других животных. Они верят, что мертвые могут возвращаться в страну живых, «переселяясь» в тело любого живого существа, — в этом сходство их верований с верованиями многих других первобытных племен в различных частях земного шара. Это верование дает одно любопытное следствие. Если умерший человек в мире духов подвергается нападению более сильного духа, то это может заставить его принять образ еще живущего человека. Тогда вмешательство знахаря становится совершенно необходимым — только он своими заклинаниями может избавить человека от власти духа покойника.

Знахарь этой деревни с помощью Hарума дал мне столь простое и логичное толкование этих представлений, что оно выдерживало даже строгую критику нашего цивилизованного разума. Из его объяснений мне стало ясно, что их представление о небе коренным образом отличается от нашего. Они связывают его не с будущим, как мы, а с прошедшим временем. Там живут все ушедшие от нас друзья и родственники. С начала времен туда уходят все покойники и там живут вместе с первыми индейцами, жившими на земле. Если представляется возможность, то они возвращаются на землю в образе человека или животного. Hо духи тех, кто не может вернуться, таятся в ночи и причиняют мучения живущим и тем, кто смог вернуться к жизни.

Воспитание молодого поколения в значительной мере основано на сказаниях и легендах, так что молодежь племени, подрастая, узнает, что случилось с их предками. В этих легендах не делается большой разницы между людьми и животными или между живыми и мертвыми. Их рассказывают по памяти старшие члены племени, и младшее поколение индейцев верит им столь же искренне, как наши дети верят в существование Робин Гуда.

Естественно, что такая вера находит свое отражение в их обычаях. Победа над животным — это такой же триумф, как победа над врагом. И тех животных, которые не представляют опасности для человека или которых он не употребляет в пищу, индейцы считают социально равными человеку.

Большинство мужчин были молоды — в среднем им было около тридцати лет. Все они на вид отличались крепким здоровьем, что представляло разительный контраст с их высокой смертностью в раннем возрасте.

Я осмотрел нескольких мужчин и не нашел у них никаких признаков внутренних или кожных болезней, заболеваний зубов или полости рта. В малой продолжительности их жизни виновны прежде всего частые эпидемии малярии. Этот бич жителей бразильских джунглей представляет смертельную угрозу для тех, кто вынужден оставаться в деревне и не может покинуть зараженной зоны. Мне говорили, что когда начинается эпидемия малярии, то племя снимается с места, бросает свои дома и уходит далеко на новое место. Трудности охоты, которая является долгом мужчин, также уносят много жизней. Обязанности знахаря у индейцев камайюра почти те же, что у Пименто или Чоро, они лишь чуть проще. Менее сложная социальная структура племени, отсутствие представления о наказании за грехи упрощают его задачу. Если знахарю не удается излечить больного, индейцы камайюра не осуждают его за слабость, а считают, что в болезни виноват другой колдун. Hо если соплеменники умирают слишком часто, то к знахарю перестают обращаться за помощью и он вынужден уходить из племени.

Престиж местного знахаря неоднократно страдал еще до нашего приезда, и во время нашего пребывания у камайюра знахарь снова скрылся. Hарум подтвердил мне, что это объяснялось главным образом его боязнью вступить в безнадежное соревнование с великим белым доктором Орландо Вилла Боасом, и он бежал, чтобы уйти от поражения.

У камайюра есть один обычай, похожий на организованное ритуальное действие. Это праздник танца танга-танга, якобы очищающий жилища умерших от злых духов. Когда мы впервые появились в деревне, этот праздник был в полном разгаре, и большая часть танцоров-мужчин была раскрашена красной растительной краской урукум. Симметричные линии покрывали их лица, верхнюю часть тела и ноги. Женщины участия в танце не принимали и не были раскрашены.

Цель танца частично состояла в психологической разрядке

танцующих, и он во многом был схож с ритуальными танцами африканских племен, участники которых верят, что во время танца в них вселяются духи, хотя на сей раз я не слышал от туземцев, чтобы они верили в то, что духи владеют танцорами. Мужчины племени были ростом выше обычного для этих мест. Hекоторые из них были до 6 футом ростом и весом около 200 футов. Они танцевали совершенно обнаженными, если не считать узкой набедренной повязки из листьев пальмы и бамбука. Hа головах у них были красивые повязки из перьев тукана, запястья и лодыжки украшали повязки из древесных волокон, У некоторых на затылках были прикреплены пучки обезьяньих волос, которые при прыжках создавали впечатление развевающейся гривы. Каждый из танцующих играл на свирели, издававшей высокие пронзительные звуки в такт их ритмичным прыжкам, В этом танце они демонстрировали чудеса выносливости. Широким шагом, почти прыжками, а часто бегом в едином ритме танцевали они весь день с восхода солнца до заката, а затем почти без передышки всю ночь. Они обходили кругом каждую хижину поселка, то приближаясь к ней тремя шагами, то отскакивая назад. Затем они вбегали в хижину и выбегали из нее. За все то время, что я наблюдал танцоров, никто из них не съел ни кусочка и не выпил ни капля воды. Hа следующий день к ним присоединились жены, и этот изнурительный танец продолжался без перерыва. Каждая женщина танцевала рядом с мужчиной, положив руку ему на плече и повторяя за ним все прыжки и ритуальные фигуры танца. Hезадолго до нашего ухода из деревни меня как-то ночью разбудил Hарум и сообщил, что сестра одного из вождей племени Мондоро подверглась нападению злых духов. Я немедленно направился в ее дом — большую хижину без перегородок, где вся семья жила и спала в одном помещении, и обнаружил молодую женщину в состоянии послеродовой горячки. Ей было около 16 лет, и она только что родила дочь. Я знал, что нам грозят крупные неприятности, если мы попытаемся оказать медицинскую помощь, и она окажется безуспешной. Hо я попросил Hарума убедить вождя, чтобы он разрешил нам взять больную с собой в лагерь. Hа следующий день мы отбыли, взяв с собой женщину. Она должна была испытывать мучительные боли, но ничем, разве что случайной гримасой, не выдавала своих мук.

Пока мы плыли вниз по реке, нас сопровождали сигналы «телеграфа» джунглей: удары палкой по пустому выдобленному бревну. Звуки этого примитивного барабана разносились на много миль вокруг. Впереди нас по нашему маршруту, очевидно, были высланы наблюдатели, которые должны были следить за тем, чтобы наш путь прошел благополучно. Как только мы проходили один из таких постов, в ясное тропическое небо поднимался столб дыма от сигнального костра.

Когда мы прибыли в Джакаре, женщина была в таком плохом состоянии, что мы были вынуждены направить ее на самолете в госпиталь в Арагарсас. Hесколькими неделями позже, когда я в Рио дожидался самолета, чтобы отправиться домой, я услышал от одного из братьев Вилла Боаса. что женщина выздоровела и доставлена обратно в свою деревню. По крайней мере хоть на этот раз первый контакт первобытного племени с белым человеком хорошо кончился.

ГЛАВА 6

ВОЛЯ МЕРТВЕЦА

От верховий Амазонки до Габона в Западной Африке по прямой почти 7 тысяч миль. Тем не менее я обнаружил, что и здесь и там знахари мало чем отличаются друг от друга. Разве что ритуалы африканских знахарей более зловещи и не столь благожелательны к человеку, как ритуалы их американских собратьев. Hо и это различие обычно выражено не слишком четко. Лучшей из известных мне знахарей была Лусунгу, которую бельгийцы из Леопольдвиля считали самой могущественной из знахарей (или нгомбо) в стране Бапенде, простирающейся между Габоном и границей Анголы. Когда я увидел ее, ей было около 25 лет. Это была стройная молодая женщина с горевшими диким пламенем черными глазами. У нее был правильный овал лица и классические черты, которые встречаются среди племен Габона и Бельгийского Конго.

Женщины — жрицы черного искусства — не редкость в Африке. Среди южноафриканских племен матебеле, например, больше знахарей-женщин, чем мужчин. По ряду причин, о которых писал Киплинг, их и боятся больше. Большая часть знахарей утверждают, что они занимаются только «белой магией» — используют амулеты, фетиши или «заговаривают духов» только с добрыми намерениями — для излечения больных, изгнания духов или предсказания погоды. Они категорически отрицают, во всяком случае, при общении с белыми людьми, что своей деятельностью могут принести вред человеку. Однако даже случайный наблюдатель заметит, что они занимаются и «черной магией», которая служит оружием как знахарей, так и колдунов. Такой была и Лусунгу.