Свидетель
Шрифт:
«Потерял слишком много крови». Кэти придавила педаль газа, и «датсун» как будто прыгнул вперед, сквозь дождь. Из-под колес ударили фонтанчики брызг. Руль задергался, словно живой. В стекло бросилась тьма. «Осторожно! Сбрось газ! Или разобьешься вместе с ним».
Она отпустила педаль. Стрелка спидометра съехала до вполне приемлемых сорока пяти миль в час. Незнакомец снова заворочался и попытался выпрямиться.
– Пожалуйста, не напрягайтесь. Сидите смирно, – умоляюще пробормотала Кэти.
– Та машина…
– Ее уже нет.
– Уверены?
Она посмотрела в зеркало. Вдалеке что-то мигало, но
– Уверена, – соврала Кэти.
Незнакомец вроде бы поверил и успокоился. «Далеко ли еще? Сколько ехать? Пять миль? Десять?» И тут же в голове застучала тревожная мысль: он может умереть по дороге.
Ее пугало его молчание. Хотя бы подал голос, сказал что-то, развеял ее страхи.
– Поговорите со мной. Пожалуйста.
– Я… я так устал…
– Не умолкайте. Говорите. Что… как вас зовут?
– Виктор, – еле слышно прошептал он.
– Виктор. Отличное имя. Мне нравится. Чем вы занимаетесь, Виктор?
Он не ответил. Похоже, ему сейчас не до разговоров. Но молчать нельзя. Нельзя допустить, чтобы он потерял сознание. Она должна слышать его голос! Должна знать, что он жив, что он с ней! Если и эта, такая слабая ниточка оборвется, он может уйти от нее, провалиться в беспамятство и уже никогда не очнуться.
– Ладно. – Она произнесла это слово негромко и спокойно, заставляя себя держаться, не поддаваться панике, не срываться на крик. – Тогда я буду говорить. А вы молчите. Берегите силы. Но только слушайте, хорошо? Меня зовут Кэтрин. Кэти Уивер. Живу в Сан-Франциско. Округ Ричмонд. Знаете такой? – Ответа не последовало, но она почувствовала, как Виктор качнул головой. – Вот и хорошо. – Тишину нужно было чем-то заполнять, и Кэти продолжила: – Может, вы его и не знаете, но это не важно. Я работаю в одной независимой кинокомпании. Вообще-то компания принадлежит Джеку, моему бывшему мужу. Мы снимаем фильмы ужасов. Категории «Б». Однако кое-какую прибыль они приносят. Наш последний назывался «Рептилия». Я занималась гримом и спецэффектами. Вот уж настоящая жуть. Зеленая чешуя, слизь и все такое… – Она рассмеялась странным, чуть ли не истерическим смехом.
Нужно держать себя в руках.
Сбоку что-то мелькнуло, и Кэти снова бросила взгляд в зеркало. Огоньки фар едва виднелись за пеленой дождя. Несколько секунд она следила за красными точками, не зная, сказать о них Виктору или нет. Потом огоньки еще раз мигнули и пропали.
– Виктор? – негромко позвала Кэти. Он пробормотал что-то неразборчивое, но ей было достаточно и этого – значит, жив. «Только не давай ему отключиться», – напомнила себе Кэти, пытаясь придумать новую тему для разговора. Пустая болтовня, треп ради трепа, столь ценимые на киношных тусовках, никогда не были ее сильной стороной. Хорошо бы вспомнить какую-нибудь шутку, пусть даже глупую, но смешную. Не зря же говорят, что смех лечит. Помнится, ей где-то встретилась фраза, что под натиском комедий съеживается даже опухоль. «Ну конечно, – возразила себе Кэти, – ты только рассмеши его, и кровотечение остановится само собой».
В конце концов, так ничего и не придумав, она вернулась к той теме, что первой пришла на ум: к своей работе.
– Наш следующий проект намечен на январь. «Вурдалаки». Снимать будем в Мексике. Мне там не нравится – всегда
Кэти взглянула на Виктора, но он не отозвался – ни голосом, ни даже намеком на кивок, – и она, испугавшись, схватила его за руку, чтобы проверить пульс. Не тут-то было. Он засунул руку в карман ветровки, а когда Кэти потянула за локоть, отреагировал самым неожиданным образом: дернулся в сторону и даже попытался оттолкнуть ее.
– Виктор, все в порядке! – воскликнула она, отбивая его выпад и одновременно удерживая одной рукой руль. – Успокойтесь! Это же я, Кэти. Я всего лишь хочу вам помочь!
При звуке ее голоса сопротивление ослабло. Она почувствовала, как Виктор снова обмяк, привалился к спинке сиденья и даже опустил голову ей на плечо.
– Кэти, – с облегчением и как будто изумлением прошептал он. – Кэти…
– Правильно. Это я. – Она протянула руку, осторожно убрала упавшие на лицо мокрые волосы. Какие они, черные или русые? Совершенно неуместный вопрос тем не менее приобрел вдруг непонятную значимость. Виктор потянулся к ее руке. Пальцы сжали запястье с неожиданной силой. «Я с тобой, – словно говорили они. – Я жив, я дышу». Он прижался к ее ладони губами. Щетина небритого подбородка пощекотала кожу. Жест получился настолько нежный, что Кэти даже опешила.
Придя в себя, она переключила внимание на дорогу. Виктор снова затих, но его голова так и осталась на ее плече, и тепло его дыхания касалось ее волос.
Буря слабела. Ветер унялся, хотя дождь еще лил. Кэти добавила газу. Справа промелькнуло придорожное кафе, облезлая будка с одиноким фонарем. Свет на мгновение вырвал из темноты лицо Виктора. Кэти увидела только профиль: высокий лоб, нос с горбинкой, твердый, выдвинутый вперед подбородок. В следующую секунду их окутала тьма, и ее пассажир снова стал тенью. Но теперь она знала – это лицо останется с ней навсегда. Вглядываясь в темноту, Кэти видела перед собой четкий, словно выжженный в памяти профиль.
– Думаю, уже близко, – сказала она, обращаясь не столько к нему, сколько к себе. – Где кафе появилось, там и город должен быть. – Молчание. – Виктор? – Он опять не ответил. Прикусив губу, чтобы не поддаться панике, Кэти прибавила до пятидесяти пяти.
Кафе осталось далеко позади, а глаз фонаря все мигал и мигал в зеркале заднего вида. Странно, они ведь отъехали от него никак не меньше мили. Присмотревшись, Кэти поняла, что видит не один огонек, а два и что они движутся по шоссе. Фары. Уж не тот ли автомобиль, что шел за ними раньше?
Словно два близнеца-призрака, огоньки танцевали среди деревьев, потом вдруг пропали, растворились в темноте. А может, и вправду призрак, мелькнула шальная мысль. Будто зачарованная, не в силах оторваться от зеркала, она ждала, что они вот-вот материализуются, замигают, запрыгают между деревьями. И так засмотрелась, что едва не пропустила дорожный указатель.
«ГАРБЕРВИЛЬ население 5750
Заправка – Еда – Ночлег».
Еще через полмили сквозь противную морось пробился желтоватый свет фонаря. Мимо, но в противоположном направлении, пронесся грузовичок. Игнорируя требование ограничительного знака, она не стала сбрасывать скорость до тридцати пяти и даже еще немного придавила педаль газа. И где же полиция? Почему ее никто не останавливает?